В этот период мы успели посетить несколько музеев (в то благословенное время подобное времяпрепровождение для мыслящих молодых людей не было редкостью: «осовременивание» молодёжи в сторону тусовок в клубах и прочей новомодной шелухи, в том числе и в виде посещений выставок современного искусства, бессмысленного и беспощадного, произошло позже). Первым из музеев (твоя инициатива!) был музей Востока у Никитских ворот. Здесь мы провели много времени, рассматривая каждую мелочь выставленной экспозиции: посетителей почти не было, никто нам не мешал, и мы могли наслаждаться тишиной, созерцанием удивительных экспонатов, каждый из которых, несомненно, имел свою уникальную историю, и присутствием друг друга. Ты показал мне самую большую в мире фигуру орла, выполненную из слоновой кости, и рассказал, что это подарок японского императора Николаю II ко дню коронации. Мы любовались пейзажами, выполненными мастерами тушью на шёлке и бумаге: изображения удивительно красочные, тонкой работы; миниатюрными скульптурками, о некоторых из них ты говорил несколько слов, то, что знал о них, и я понимала, что эта тема увлекает тебя. Мне хотелось узнать тебя лучше, поэтому я слушала тебя очень внимательно.
В другой раз мы оказались в Третьяковской галерее. Здесь можно было бродить бесконечно, наслаждаясь шедеврами искусства. Глаза и ум напитывались удивительной энергетикой, и мир виделся иначе: чище, лучше, глубже, выше, многослойнее. Но мы не задумывались тогда о подобных вещах, и мысли эти приходили в наши головы несловесными образами, вне формулировок.
Мы оба просто обожали творчество передвижников и с молчаливого согласия друг друга сразу же направились в эти залы. Васнецов, Маковский, Крамской, Пукирев… А потом мы остановились перед картиной, которая тебя завораживала: Врубелевский «Пан», картина аллегорическая, где переплетается видимое и невидимое в единстве красоты и глубины, столь присущее Врубелю. Ты сказал, что картина эта словно зафиксированная галлюцинация, что ты видишь в ней в первую очередь глаза Пана, которые смотрят мимо человека, хотя на первый взгляд – прямо на него. Что ты чувствуешь ветер, состоящий из воздуха и движения, хотя всё вроде бы замерло, но это обманчивое ощущение. И пейзаж за спиной этого древнего бога живёт именно благодаря его взгляду, это словно портал в тот мир – мир запредельной реальности и лежащей за ней истины.
Мне тоже хотелось делиться с тобой впечатлениями от нравившихся мне картин. Я нередко бывала в Санкт-Петербурге (тогда он назывался Ленинградом): там жил давний друг отца, у которого мы всегда останавливались. Посещая Русский музей, любуясь «Девятым валом» Айвазовского, я всегда находила что-то новое для себя в своих впечатлениях об этой картине; возможно, это объяснялось настроением, внутренним состоянием, влияющими на мировосприятие. Я попыталась рассказать тебе об энергии моря, берущей начало в уходящем будто ко дну основании, которую видела в картине. Для меня было очевидно, что люди, изображённые здесь, погибнут, но картина эта – не ода смерти, а любующийся собою пейзаж, где облака и море – единое целое, вечная природа, а люди – лишь малая толика этой природы, неглавный её ингредиент. Ты ответил, что не понимаешь моря и боишься его, при этом ты улыбался, и я задавалась вопросом, шутишь ты или говоришь серьёзно. А вот лес и особенно горы тебе больше по душе, добавил ты, в них чувствуется сильнейшая энергетика, что пронизывает насквозь и вдыхает в человека жизнь. Хотя, конечно, картина написана красиво, добавил ты, и мои размышления тебе понравились, добавил ты снова, прикоснувшись губами к моей щеке…
