Причащенные любовью - страница 26

Дмитрий подавил тяжелый вздох, прошелся по кабинету, достал из шкафа коробку с сигарами, небрежно бросил ее на столик и открыл, приглашая взглядом Павла тоже закурить. Граф с охотой занялся сигарой, при этом, не спуская с Дмитрия глаз, а князь раздраженно закурил:

– Генерал Паскевич… – Дмитрий посмотрел на друга, – это его личное распоряжение, и оно не обсуждается. Еще в прошлую кампанию он заметил нас с тобой. У меня тогда состоялось с ним знакомство, и он особенно отметил «мужество и слаженность двух русских офицеров князя Белова и графа Азарова». А свадьбу придется отложить, как бы прискорбно это ни звучало.

– Подожди, как отложить? Зачем? Можно обвенчаться пораньше, – предложил Павел.

– Пораньше? – брови Дмитрия взметнулись вверх. – Нам нужно выехать из Петербурга максимум через пять дней. Когда ты предлагаешь венчаться? – он тяжело вздохнул. – А если я не вернусь?..

Слова эхом отскочили от стен и повисли в воздухе.

– Э! Э! Ну нет! Такой настрой совсем не годится! – одернул его Азаров. – Ты понимаешь, что ты сейчас сказал?

– А что я сказал? Мы не в путешествие едем, там война, и ты это знаешь не хуже меня. Ты предлагаешь обвенчаться с Леной и уехать? А если что-то со мной случится, и она останется вдовой в восемнадцать лет? А если еще и ребенка под сердцем носить будет? Ну, нет, брат, я не хочу лишать ее возможности устроить свою жизнь.

– То есть ты вот так все решил? А с невестой ты не хочешь посоветоваться?

– Павел, времени все равно не осталось, мы не успеем ничего организовать до отъезда, даже если Елена и ее родители будут настаивать на этом. Но они люди разумные и согласятся с тем, что отложить свадьбу в данной ситуации самое правильное решение. – Дмитрий устало опустился в кресло рядом с другом. – Мне бы успеть завершить все свои дела перед отъездом…

Граф молча курил сигару, а князь, тяжело вздохнув, провел рукой по лицу и закрыл глаза. Все происходящее сейчас казалось ему сном – тягучим, томным, странным сном.

В этот вечер друзья долго сидели в кабинете. Они курили, пили коньяк и много разговаривали. Азаров уехал уже в первом часу ночи, а Дмитрий, пошатываясь, тяжелой поступью направился в свою комнату. Оступившись на лестнице, он ухватился за перила и едва удержался, а потом вдруг расхохотался. Когда приступ смеха прошел, князь опустился на ступеньку и обхватил голову руками. В этот момент на него навалилась такая тяжесть, и ему стало так тошно на душе, что он со всей силы стукнул кулаком по ступеньке.

– Ох, Дмитрий Иванович, – к нему подбежал камердинер и стал его поднимать, – давайте, давайте руку, – мужчина поднял Дмитрия и, придерживая его, повел в комнату. – Чтой-то вы, барин, хулиганите? Никогда вас таким не видел, от души вы сегодня набальзамились!

– Да не такой уж я и пьяный, Тимофей! Тревожно мне что-то и тоскливо так… хоть волком вой!

– Эх, ваше сиятельство, мы от своей судьбы не в силах убежать. Как начертано, так все и случится. Поэтому чего ж печалиться…

– Да ты философ, как я погляжу, – Дмитрий сел на кровать в своей спальне, и камердинер стал стаскивать с него сапоги.

– Не знаю я, кто такой философ, но то, что уныние – это грех, вам любой скажет. Поэтому давайте-ка, барин, раздевайтесь и спать, утро вечера мудренее.

Но утро не принесло облегчения. Дмитрий проснулся мрачнее тучи, голова гудела после вчерашнего. Он выпил кофе в своей комнате, оделся, вышел из дома и весь день мотался по городу, стараясь перед отъездом уладить все дела.