– А я и сама могу прийти. Что мне делать еще? Я сама зайду. Вот буду гулять и зайду… А ты, может, чая хочешь?
– Да нет, спасибо, – нерешительно ответил Вадим с такой интонацией, чтобы его стали уговаривать. А сам уже жадно всматривался в обстановку квартиры, старался побольше запомнить всяких мелочей. Мелочей, которые составляли быт чужого человека… Но старушка и не пыталась уговаривать:
– Ну, смотри, как хочешь, – сказала она так железно и бесповоротно, что не уйти было бы просто неприлично. С чувством такта у Вадима было все в порядке, поэтому он попрощался и вышел. За спиной его снова послышался скрежет, звон – Лидия Матвеевна закрыла дверь…
Вадим спустился вниз, повернул налево и через арку вышел на улицу.…Надо было еще купить что-нибудь поесть. Машинально похлопав себя по карману, он услышал звон мелочи, вздрогнул как будто от холода и пошел вперед… площадь… мост…
«Ну одинокая ведь, поговорить не с кем, обычно такие бабульки рады кого-нибудь к себе завести и болтать без умолку, вешать на любого встречного 70-летний груз воспоминаний, слез и причитаний… А эта нет», – не мог успокоиться Вадим. Ладно, если б старушка загадочной была, жила бы с черным котом и мистически подмигивала гостю зорким зеленым глазом. А то ведь самая обыкновенная, маленькая, миленькая, с круглым личиком, бессовестно тронутым морщинами, с серыми детскими глазами, доброй улыбкой. Она не походила на обычных посетителей Вадима. Те были людьми расторопными, энергичными. А ей будто и не нужны часы, куда ей спешить, зачем следить за временем? Неторопливость, задумчивость в разговоре создавали странный образ – некоего всезнающего мудрого учителя, который не сразу раскрывает ученику все секреты, а медленно, спокойно о чем-то рассказывает с таким благородным превосходством, давая понять, что вот, мол, придет время – сам все узнаешь.
Резко затормозившая машина оторвала Вадима от этих мыслей. Он увидел, что давно прошел и свою арку, и магазин. А скоро уже нужно было открывать мастерскую. Он быстро перешел через дорогу, зашел в магазин, купил хлеб, овощи, макароны и вернулся домой. Пока готовил себе завтрак, взглянул на окно и подумал, что ему, то есть окну, очень бы пошел широкий подоконник, какой он видел у Лидии Матвеевны. Под подоконником на столе было бы удобно хранить часы – никакой дождь не замочит, даже если форточка не закрыта. Он отыскал у себя широкую доску и кое-как приделал ее к окну. Получилось не очень аккуратно и не очень надежно – как никак руки Вадима больше привыкли к ювелирной работе. Но все же он остался доволен и даже не рассердился на выкипевшую воду и пригоревшие макароны. Пришлось просто обжарить хлеб, потушить помидоры и съесть все, запив чаем. Он ел и любовался своим творением. В это время, когда у него появилась такая же вещь, как и у старушки, ему вдруг показалось, что он имеет право на большее, имеет право узнать что-то о ее жизни. И это ощущение, такое порывистое, смелое, решительное ощущение странной близости и родства придало ему бодрости, захотелось, чтобы скорее закончился рабочий день и можно было выйти из дома.
*3
День действительно прошел достаточно быстро: было всего четыре посетителя, причем один заплатил довольно много – часы дорогие, да и ремонтировать их долго. В положенное время Вадим закрыл мастерскую и отправился на прогулку. Теперь с каждым днем темнело все позже, воздух становился влажно-теплым, весенним. В такие моменты Вадиму всегда хотелось сделать что-нибудь дерзкое, запрыгать посреди улицы, закричать, пойти туда, куда в обычные дни никогда бы не пошел. Это оттого, что настроение хорошее, оттого, что все кажется светлым…
