***
С первым лунным бликом жизнь от побережья Маранайи до Голодных Барханов вступает в свои права. Каара, позёвывая, выползают из глиняных хижин, плотных шатров и внутрипочвенных городищ, чтобы наконец вдохнуть полной грудью и насладиться прохладным ночным ветром.
Деревня Хутун, удобно укрывшаяся у самого подножия горы Оргус, что возвышается над границей Та’Марана и Туманных Берегов, давно проснулась от душного дневного сна. Из окон главной местной достопримечательности – таверны «Твоя надежда» льётся тёплый свет и раздаётся ритмичный барабанный бой, прерываемый лающим пьяным смехом. Многоэтажное и поистине уникальное для Мараны заведение принадлежит челночнику-караванщику Ральфу, много лет назад сбежавшему сюда через южную границу с Та’Уттара.
Народу этой ночью не густо: хозяин за баром, молодняк на побегушках, пара-тройка уже набравшихся настойкой завсегдатаев – ещё уважающих друг друга, но уже из последних сил, несколько выпивох у стойки, бродящие туда-сюда постояльцы и шумная компания, пляшущая рядом с барабанщиками прямо посреди зала. Не густо, но достаточно, чтобы за всей этой суматохой не обращать внимания на три неприметные фигуры за столиком в дальнем углу. Один из них, Раасул, методично хрустит пальцами, пересказывая произошедшее тем, кому рискнул довериться за неимением альтернатив.
– Нафрит… – сокрушается Амин, утыкаясь лбом в скрипучий стол.
– Что ты сказал? – запинается прерванный рассказчик, не прекращая теребить пальцы.
– Кровь, пот и слёзы! Скольких списали в этот раз? Ты знаешь? Скольких посылали в Та’Мануан? Ты знаешь?! – Амин накрывает голову ладонями и протяжно воет.
– Юзман не рассчитал! Настойку не предлагать, а то время Морока проспит под этим столом, – прикрикивает Раасул сквозь нарочито широкую улыбку в ответ на удивлённый взгляд Ральфа, а сам подвигается на расшатанном стуле ближе к Амину. – Вода тянет молнию, а ты – внимание!
– И воля твоя обернётся твоей погибелью, когда она единственная, а не Единая. И каждый голос обречён покориться шуму или покорить его своим множеством, – пафосно декламирует строчки из Постулатов хриплый бас в углу, после чего смачно сплёвывает на пол и опрокидывает свою пинту залпом.
Это третий участник встречи, до этого момента молчавший, облокачивается на стол и ехидно кривится, хотя взгляд его тонет в тени собственной печали, крепко приправленной алкоголем.
– Буря начинается под ногами, юзман, – медленно шепчет он на ухо воющему эфору.
– Нафрит! – не унимается тот.
– Знаешь, что с ним? – обращается Раасул к тому, кто всё ещё остаётся для него незнакомцем, хоть они и делят один стол.
– Услышь меня, и да вернётся благоразумие этой головы. – Третий участник встречи откидывается на спинку стула, снова скрываясь в тени.
Амин коротко всхлипывает и замолкает. Музыканты так некстати уходят на перерыв, и по таверне вместо барабанного боя раскатываются свистящие всхлипы с углового стола. Стараясь не параноить, что все вокруг пытаются подслушать, Раасул похлопывает плачущего эфора по плечу.
– Её звали Нафрит. – Амин поднимает голову и опрокидывает пинту.
– Кого звали? – вспыхивает Раасул, но шёпотом, отчего выглядит скорее смешно, чем угрожающе. – Я только что раскрыл твои уттарские глазёнки на происходящее на Висати, а ты зациклился на чьём-то имени, воешь и слюнявишь этот вонючий стол! Я не уверен, что его хоть раз протирали! Ты неблагоразумно назывался другом, а в момент моего отчаяния блеешь, как пьяная овца, не дав ни одного конструктивного комментария. Ай, юзман Амин! Вода! Вода! Что за недостойное эфора эмоциональное поведение?
