Причинность. На другой берег - страница 34

Он резко замолкает, утыкаясь взглядом в одну точку. Грустнеет.

– Хотя чем определяется достоинство для эфоров? Может, кто из вас знает, но я больше нет. Амин’эн, пару часов назад вся структурированная система моего мира рухнула, и я обращаюсь за советом к тебе как к тому, кто давно скитается в подобных руинах. Замечу, что ни слова не сказал про подозрительного амбала. – Раасул бесцеремонно указывает пальцем на незнакомца в углу и кладёт руку на плечо друга. – Ты можешь хоть на пару минут перестать жевать сопли и сказать что-нибудь хоть немного разумное?

Решая последовать примеру остальных, Раасул пробует залпом опустошить свою пинту, но холодное пиво упрямо проливается мимо, прямо на рубашку и расстёгнутый ворот жёлтого плаща. Эфор шумно откашливается и утирается рукавом. В углу слышится сдавленный смех:

– Не знал, что на Висати ввели курс показательных истерик. Или вы двое проходили индивидуальное обучение?

Раасул поворачивается к барной стойке и громко кричит:

– Пинту тёмного!

Его собеседники удивлённо переглядываются.

– Что? Думали, только вам разрешается бухать? Я официально больше не эфор, а списанный маяк! Отныне впереди только работа под прикрытием на Мёртвом Континенте и Вода его знает какие задания от маранской Первой, что с таким же успехом в любой момент спишет меня, как и Ла… – Он осекается, обдумывая, можно ли называть известные ему имена Конгломерата. – Да пошёл он, честное слово! Ланиус! Моего неудавшегося убийцу зовут Ланиус.

По столу громыхает полная пинта. Так, что пена расплёскивается по и без того липкой столешнице. Раасул испугано замолкает, но Ральф не ведёт и бровью, только протягивает руку за оплатой, а после так же молча возвращается к барной стойке.

– Ай, глубока Вода. – Незнакомец массирует виски. – Вы же оба не в себе. И если от Амина’эн я ожидал чего-то подобного, то ты, юзман Раасул, ты удивил меня. Приятно удивил, если не считать, как необдуманно выражаешься. Чтоб ты знал, сдерживать эмоции – реально полезная штука, а не просто прихоть эфората.

Он обводит таверну взглядом, напоминая, что они не одни.

– Мы не знакомы, Раасул’эн, но этот зарёванный юзман успел посвятить меня в твою историю, прежде чем нажраться, как последняя скотина. – Амин недовольно икает в ответ. – Я раньше встречал трясущихся над переписанными Постулатами послушников Единой Воли, что неубедительно лопочут, будто сохранили свою. Вот скажи, с чего таким, как ты, разувериться в истинах эфората? Может, я не вижу дна за отражением, но подлинность прозвучавшего здесь рассказа никак не проверить. Хотя, соглашусь, ты говорил довольно убедительно. Просто пойми, эфоры продолжают пропадать, а зная уловки Высших для поиска аккретов среди своих, поверить кому-то вроде тебя – самоубийство. Вся эта история на вкус как жёваный песок, – усмехается незнакомец и с пафосной издёвкой продолжает: – Учитывая, что юзман Амин пригласил на встречу со мной ответственного и преданного послушника эфората, побывавшего за границей круга, а пришёл ты…

– Ему можно верить, – икает Амин.

Пусть лицо его опухло от слёз и алкоголя, а дощатый стол оставил красный след попрёк щеки, взгляд эфора сквозит холодом, чистым, как уттарская ночь.

– Её звали Нафрит. Она была, – он глубже вдыхает, – эфори. Первое звено. Высшие отправили её и ещё нескольких в Та’Уттара, за границу круга. В дни Сияния. Нафрит проболталась, что велено искать поселение или типа того, а путь их – к верхней точке Севера. – Амин оборачивается на амбала в углу. – Объявлено, что никто из них не вернулся. Спрашивать о судьбах других эфоров – своеволие, но я чувствую. Это Высшие. Или Первые, если они правда существуют. Это они сделали что-то. Кровь, пот и слёзы? Не знаю, – он обречённо смотрит на Раасула, – но ты же ещё. Ты тоже был за границей круга. И ты – вот он! Здесь. Невредимый. А Нафрит? Прикована к одной из этих жутких капсул? Или её обезвоженный труп уже проглотила Маранайя? Может, Нафрит правда сгинула где-то там от рук аккретов. Или кого угодно ещё. Даже дети Морока не так ненавистны Трём Континентам, как, смой его Вода, эфорат.