Приданое для Анжелики - страница 31
– Кто как. Мы, белые, – по-христиански, в церкви.
Анна тут же затараторила на испанском. Она переводила, а Анжелика почувствовала, что на ее глаза наворачиваются слезы. Она не могла спокойно думать о доме.
– У черных парень дарит матери девушки что-нибудь ценное, – стараясь не всхлипывать, продолжила послушница. – Нож, например.
Надзиратели отнимали у рабов ножи, неважно каких размеров. Поэтому именно такой подарок у черных считался лучшим для женщины.
Парни со всей округи знали, что Анжелика обеспечена буквально всем. Они приносили ей раковины – огромные, прекрасные.
– И все? – удивилась Анна.
– Да, – протянула Анжелика, не выдержала и разревелась.
К ней тут же кинулись сестры, начали утешать, вытирать слезы грубыми, пахнущими ветхостью подолами, хлопать по плечам, обнимать. Чем больше они ее утешали, тем безнадежней она рыдала.
– Я замуж должна была выходить, – выкладывала девушка все, что накипело у нее на душе. – В Париже. А меня загнали сюда! На четыре года.
Тогда уже захлюпали носами все монахини.
А тем же вечером, едва захлопнулась дверь спальной, сестры повскакивали со своих соломенных матрасов и обсели ее со всех сторон.
– Расскажи о метисах, – переводила Анна.
– Расскажи о небывалой любви.
– А какой он – твой жених?
Разумеется, она рассказывала все были и небылицы, какие только знала. О молочно-белом метисе по имени Пьер, по которому сходила с ума дочка губернатора. По легенде, любовников настигли у самого моря, где их ждал пиратский корабль. Понимая, что не успевают, несчастные предпочли обратиться в камни.
Монашки рыдали.
Затем была страшная история о белом парне, изнасиловавшем дочку Большой Мамы. Парня, по преданию, превратили в пегого пса и отдали в услужение владельцам плантации, его собственным родителям, так и не узнавшим, куда делся сын. Они представления не имели о том, кого лупят за плохую службу.
Эта история вызвала живейший интерес сестер. У каждой из них была своя собственная быль, точь-в-точь похожая на эту. Менялись только основные персонажи: не в пса, а в свинью, не родителям, а мяснику, и не хозяйский сын, а племянник епископа.
Конечно же, дошла очередь и до нее самой.
– Я не знаю, какой он сейчас, мой жених. – Анжелика вздохнула. – Я его видела шесть лет назад. Блондин, серые глаза. Но вы же знаете, что светлые волосы с возрастом темнеют, а глаза тускнеют от вина.
Монашки притихли.
– Счастливая, – тихо произнесла Анна. – Тебя хоть кто-то в миру ждет.
Наутро Анжелика проснулась знаменитостью. Сестры шептались и кивали в ее сторону. Старшие монашки, спящие в другой комнате, недоуменно переглядывались, заинтересованно и уважительно посматривали на новую послушницу. Аббатисе даже понадобилось время на то, чтобы привести этот хаос в нечто стройное и загнать возбужденных дочерей на утреннюю молитву.
А в обед прибыл посыльный.
– Анжелика! – удивленно произнесла аббатиса, едва вскрыла конверт. – Твоя просьба удовлетворена. Ты едешь во Францию.
Шепоток, сопровождавший ее все это время, мгновенно смолк. Анжелика невольно обернулась и лишь теперь почувствовала весь ужас их положения. В глазах сестер стояло непередаваемое страдание.
Адриан увидел шхуну «Нимфа», стоявшую буквально через два причала.
– Где экипаж? – спросил он первого же портового служащего, владеющего, как ему и положено, всеми языками мира.
– Разбежались, – заявил тот и махнул рукой. – Как только инквизиция взяла капитана, так они все и прыснули. Сам понимаешь, дураков нет.