Ирина зубным врачом не стала. Выяснилось, что у неё тяжёлая физиологическая болезнь – обе руки левые. С такой болезнью в Советском Союзе можно было работать, а здесь, в Америке, к сожалению, нельзя. Поэтому двинула она по иной стезе. Пошла в университет на мастер-программу по психиатрии. Потом устроилась в большой госпиталь и начала там потихоньку трудиться – вправлять мозги всяческим озабоченным товарищам. А потом прошло ещё много-много лет, и вот однажды, не поверите… Входит к ней на приём та самая Сюзан из клиники доктора Берковича. Смотреть на неё было жалко. Располнела. Стрижка короткая, гадкая, словно под мальчика. Проблем с головой – ворох и ещё чуть-чуть. Жену мою она, конечно, не узнала. Где уж тут узнать какую-то ассистентку, у которой она пила кровь десять лет назад. Тем более, что этот вот обслуживающий персонал – ассистенты-недочеловеки – пронеслись перед её глазами как товарный поезд.
И вспомнилось Ирине, как когда-то, давным-давно, так уж хотелось отомстить своей начальнице. Хотелось отомстить тогда, но не сейчас. Сердце оттаяло. Ну, помогла Ирина ей, чем могла, в каком-то смысле даже по знакомству. Пусть выздоравливает.
Доброе всё же сердце у моей жены.
История, такая вот интересная, произошла в одном приятном приморском городе Хайфа.
Жил да был там один алкаш и наркоман (что бывает не очень часто) по фамилии Ленский (что случается ещё реже). И вот как-то раз полиция, патрулирующая какой-то скверик, находит там хладный труп господина Ленского. Что там случилось с ним – перепился ли он или перекурился – мы не знаем. Но полиции почему-то всегда хочется это узнать. Причём всегда они подозревают самое худшее. А вдруг это какая-то "нечестная игра" – мокруха в переводе. Посматривают, кто там возле этого самого наркомана Ленского в последнее время крутился. И прихватывают одного паренька, который, кстати говоря, знал этого самого Ленского лишь по имени, да по подзаборной кличке. Приводят его в полицейский участок. Просто на беседу. Садят напротив следователя. Следователь достаёт листок бумаги, ручку и начинает такой неспешный допрос, заходя издалека.
– Ты вот, парень, Ленского знаешь?
Паренёк слегка подивился любознательности следователя, но вздохнул с облегчением. Вроде не про его последние "гастроли".
– Конечно, знаю! – отчеканил парнишка.
– А что с ним случилось? – продолжает следователь. – Не знаешь?
– Так убили ж его! – отвечает парнишка.
У следователя в груди начинает бурлить гордость. Класс! Значит, интуиция его не подвела. Но, сдержав эмоции, он невзначай задаёт следующий вопрос, впрочем, уверенный в том, что ответа он не получит.
– А может, ты знаешь, кто его убил?
– Конечно, знаю, – отвечает паренёк, всё ещё никак не понимая, куда же этот следователь клонит и зачем ему понадобилась русская классическая литература.
«Если русский книжный магазин грабанули, – думает парнишка, – то я тут ни при чём. Буду говорить, что знаю».
Следователь же, получив ответ, сообразив, что парень что-то знает, тут же резко, с напором, как учили его, чтоб не успел передумать, кричит на парня:
– Кто? Говори!
– Как кто? – пугается парень. – Онегин убил его.
– Так, значит, Онегин, – говорит следователь и записывает фамилию на бумажку. Поскольку с гласными в иврите плохо, а информация крайне важная, он даже дублирует фамилию на английском. Далее, уже смягчившись, чтоб не спугнуть, задаёт следующий вопрос таким мягким отеческим тоном.
