– Глянь, какая у него драндулетка.
– М-м… ага, – голос Надежды Никитичны.
«Конечно, куда моей против вашего крутого внедорожника, – усмехнулся Тимофей и чуть было не сказал вслух: куплю получше на гонорар за книжку…»
А как прочёл ему Сява чуть ли не лекцию про взятки? (Вернее, так подумал тогда Тимофей, что лекцию и про взятки). В действительности, похоже теперь на то, что суть в ином: Сява готовил его уже к расчету, намекал на финансовые затруднения? Красная же нить лекции подразумевала вот, видимо, что. Президент постановил платить предпринимателям отныне в казну семьдесят процентов от прибыли. Поначалу чиновники растерялись, а погодя чуток воспрянули, и как ни в чём ни бывало, своим клиентам:
– Ты что, не знаешь, куда деньги нести? Неси ко мне. И те же семьдесят процентов требуют. И это при нашем-то дорогом ВВП.
«При ком, при ком?» – хотел уточнить Тимофей, но тут вошла Надежда и позвала к столу.
«Ах да, что-то ещё там было… на чаепитии. Что? Ах да…» Один из чаёвников – поэт, под восемьдесят лет. Бросил пить – принялся стихи сочинять. На актуальные политические темы – про Севастополь, например. Был город русским, стал украинским. Про давнюю любовь в юности. Очень всем нравится. Читает на бис. С ужимкой на стеснительность – не обременю ли чересчур ваше внимание? Давай, давай. Подспудное у всех присутствующих на лицах написано – всё, мол, лучше, чем водяру хлестать. Тимофей вместе со всеми похлопал.
«Хотя нет, это не относится к нашему делу… И хватит рефлексией заниматься. Что будет, то будет!»
Ночью приснился ему сон: переходит он широкое-широкое поле, спускается к заливу, где весь берег занят рыбаками, так что хоть через их голову закидывай удочку. Однако так и пришлось сделать – иного попросту ничего не придумал. И с первой же поклёвки выхватил из воды гигантскую рыбину. Сбежались рыбаки.
– У-у! Да я такого карпа никогда не видал!
– С ума сойти! Вот это бугай!
Кто-то глушит рыбину палкой, затем взвешивает на безмене:
– Мать моя женщина! Пятнадцать кило с хвостиком!
Один мужик хватает богатыря-карпа в охапку и бежать. Его догнали, навесили тумаков, засунули добычу в мешок Тимофею и отправили домой с нешуточным напутствием:
– Ступай давай, да шибче ножками перебирай, не смущай народ православный!
И он посеменил поскорее прочь, ликуя от своей неслыханной удачи.
– К чему бы сей сон? – озадачился Тимофей спросонья. – Вроде бы к деньгам! Экая насмешка, однако! После столь зловещей паузы… вряд ли, вряд ли. А ведь я закончил книгу…
14.
Сява Елизарыч не пригласил войти, прямо за воротами протянул конверт.
Что-то удержало Тимофея открыть его. Он взглянул на Сяву Елизарыча, и тот, едва заметно усмехнувшись, кивнул:
– Угу, тут треть оговоренной суммы, – ободрил как бы.
– Финансовая напряжёнка?
– М-да. Надя затеяла строительство, сам видел. То-сё, третье-десятое…
– И когда… остальное?
– Я полагаю, этого будет вполне довольно. За тр-ри месяца работы – в самый раз. Ты ж год минимум хотел потратить на мероприятие… И потом, сам же сказал: за святое дело и бескорыстно можно потрудиться, – и Сява Елизарыч добродушно вроде подхихикнул.
«Когда я такое сказанул?..» – смутно подумал Тимофей.
Вспылить – не вспылить? Улыбнулся:
– А что, на стройке не бывает аккордных и ударных порывов и прорывов? Ради благородной цели.
– Бывает, конечно. Только чаще туфта да брак в результате. Ударный труд отошёл с советским прошлым… и, по-моему, безвозвратно.
