– Это означало бы отказаться от Хеттона.
– Ну и что, я отказался от Брейкли и, смею вас заверить, никогда об этом не жалел. Конечно, тогда пришлось нелегко, старые привязанности, знаете ли, и все такое, но должен вам сказать, что, когда продажа наконец состоялась, я почувствовал себя другим человеком, мог ехать куда угодно…
– Но, видите ли, дело в том, что я никуда, кроме Хеттона, ехать не хочу.
– Знаете ли, в рассуждениях этих лейбористских молодчиков что-то есть. Большие дома в Англии отходят в прошлое.
– Скажите, Бренда понимала, что мне придется расстаться с Хеттоном, когда соглашалась на это предложение?
– Да, по-моему, об этом упоминалось. Я полагаю, вы без особого труда продадите Хеттон под школу или что-нибудь в этом роде. Помню, когда я пытался сбыть Брейкли, мой агент все сокрушался: будь это готика, говорил он, Брейкли бы тут же купили не школа, так монастырь – они падки на готику. Полагаю, вы получите вполне приличную сумму и в результате ваше финансовое положение только улучшится.
– Нет, это невозможно, – сказал Тони.
– Вы ставите всех в крайне неловкое положение, – сказал Реджи. – Не понимаю, что заставляет вас так поступать.
– Более того, Бренда, как я думаю, не ожидала, что я соглашусь на подобное решение, и не хотела бы этого.
– Ну конечно же, она этого хочет, дорогой мой. Смею вас заверить.
– Уму непостижимо.
– Видите ли, – сказал Реджи, попыхивая сигарой, – дело тут не только в деньгах. Пожалуй, лучше раскрыть карты, хоть я и не собирался этого делать. Откровенно говоря, Бивер полез в бутылку. Говорит, что, если Бренда не будет подобающим образом обеспечена, он не сможет на ней жениться. Это было бы непорядочно по отношению к ней, так он говорит. И я в известной степени его понимаю.
– И я его понимаю, – сказал Тони. – Итак, ваше предложение на самом деле означает, что мне следует отказаться от Хеттона, чтобы купить Бренде Бивера.
– Ну, я не стал бы так говорить.
– Ну вот что, ничего подобного не будет, и решение мое окончательное. Если вы ничего больше не имеете мне сказать, я, пожалуй, вас оставлю.
– Нет-нет, это еще не все… Видно, я неудачно изложил дело. Вот что получается, когда щадишь чужие чувства. Понимаете, я не столько уговаривал вас согласиться на наши предложения, сколько объяснял, что собирается предпринять наша сторона. Я старался решить все по-дружески, но теперь, я вижу, это невозможно. Бренда в судебном порядке потребует две тысячи в год, и учитывая, какими свидетельскими показаниями мы располагаем, нам их присудят. Мне очень жаль, но вы вынудили меня высказаться без обиняков.
– Мне такой вариант не приходил в голову.
– По правде говоря, нам тоже. Это идея Бивера.
– Я вижу, вы поставили меня в прямо-таки безвыходное положение.
– Ну, я бы так не сказал.
– Мне хотелось бы удостовериться, что Бренда в этом участвует. Вы не будете возражать, если я ей позвоню?
– Ничуть, старина. Насколько мне известно, она сегодня вечером у Марджори.
– Бренда, это Тони… Я сейчас ужинал с Реджи.
– Да, он что-то такое говорил.
– Он мне сказал, что ты собираешься требовать алименты в судебном порядке. Это правда?
– Тони, не наседай на меня. Всем занимаются юристы. Ты зря обратился ко мне.
– Ты знала, что они потребуют две тысячи?
– Да. Они так говорили. Я понимаю, это очень много, но…
– И ты прекрасно знаешь, как у меня обстоит с деньгами, так ведь? Знаешь, что это означало бы продать Хеттон, так ведь? Алло, ты меня слушаешь?
