– Хорошо, я согласен. Пусть я буду учительница. Спасибо за компанию.
– Опять культурным притворяется! А сам сволочь до мозга костей. Мистер, успокойтесь бога ради, так. Я не злюсь – я констатирую. Потому что знаю вашу интеллигентскую породу, изучил-с. Вот она где, эта наука, – вот тут, в мозжечке. Вы, батенька, не дергайтесь лучше. Сидите! Вам человек – хороший человек! – добра желает А вы, голуба, сразу «простите»! На психику давите, так. Учительницей притворяетесь. Мистер трезвенник, а может, вас застрелить? Вы не очень обидитесь? А потом я закажу своим поварам, чтоб из вашего молодого трупа рагу сварганили… Вы, голуба, уважаете рагу из оппонента? Не говорите, я знаю – уважаете. Потому что вы истинный интеллигент. И как же наша милая нонешняя интеллигенция обожает мясные деликатесы из оппонентов! Вообще, батенька, я давно уяснил для себя: ваш культурный брат не любит поститься. Но зато любит всякие культурные слова, так. Скушает злого наперченного оппонента с аппетитом, промокнет душистой салфеткой рот и всенепременно скажет: благодарствуем! Это он, сволочь, мне, Бурлакову, цедит свое «благодарствуем»! Он мне дарит его. Это я, развращенное им, сволочью, дите, делаю для него культурные закуски: рагу, шницель, кровавый бифштекс-ромштекс, так. А, мистер учительница, я не прав?
– Занятно говорите. Что еще можно сказать…
– Голуба! Пустая вы порода, вот что можно сказать! Натуральная поганая короста на теле занедужившей матушки Руси. И все-то, сволочь, никак не отвалится, не отсохнет. Кем я вас давеча обозвал?
– Да-а… Учительница младших классов, если не ошибаюсь.
– Во-первых, голуба, – начальных… А во-вторых, на устрашимую роль киллера вы, батенька, не тянете. Я не верю вам, так. Жидковаты-с! На подхвате, так сказать, где-нибудь, скажем, подмастерьем у палача, – еще туда сюда. Оговорили вас, голуба. Потому как жидковаты. Да-с. Окажись я сдуру на вашем стуле, с вашей культурной задницей, я бы давно морду набил наглецу, который смеет смеяться над моей персоной, над моими культурными, простите… И хочу, голуба, сразу признаться, – сделай вы в мою сторону оборонительный жест… Пристрелил бы, как собаку! Собственноручно, заметьте, так.
– Простите, не вижу особой доблести при личном штате телохранителей хвататься за личное оружие.
– Ага, опять язвите, мистер незнакомец. К вам всем сердцем, а вы язвите. Где тут вы обнаружили мою охрану? Здесь я абсолютно один, я абсолютно свободный гражданин.
– Хорошо, давайте проделаем маленький эксперимент. Я возьму вас за галстук и сделаю вид, что собираюсь душить… А дальше посмотрим.
– А дальше, батенька, ничего не будет. Никакой комедии. Потому что вместо живого интеллигентного персонажа будет остывающий бесхозный труп.
– А все-таки позвольте попробовать. Мы здесь почти одни. Пожилую пару, которая за моей спиной с ужасным интересом слушает вас, я не беру в расчет. А на господина, что с буфетчицей любезничает уже битый час, мне, как бы сказать…
– Вы, голуба, подобных подержанных, нетрезвых, волочащихся за сурьезных джентльменов не держите, – я понял вас. Вы плюете на них.
– Ну вот… Осталась, вероятно, наша милая официантка. Которая отчего-то задерживает ваш спецзаказ. Неужели эта милая женщина способна стрелять от бедра? Итак, вы слегка наклоняетесь в мою сторону, и я беру вас…
– Батенька, я с величайшим удовольствием разрешу придушить себя. Е-мое, разве мне жалко! Вам, голуба, прискучила наша культурная беседа? Вам смертельно надоело выслушивать диктанты от русского миллиардера? Давайте тогда повеселимся. Кто нам помешает повеселиться? Никто, – не подросли еще такие, так. Довольно болтать, голуба. Давайте вместе безобразничать. Я ведь, мать вашу так, веселый мужик, – е-мое!
