Приход № 14 (январь 2015) Рождество - страница 2
В этом отношении крайне интересен опыт тайного пострига и тайного монашества. Появившись в советское время в ответ на гонения, тайное русское монашество выработало ряд стратегий поведения в модерновом мире, которые вполне пригодны к использованию и сейчас. Например, куда устраивались работать молодые люди, принявшие постриг? Ни в коем случае не на производстве, где много людей. В лес они тоже не убегали, хотя в условиях перманентных гонений этот шаг мог показаться вполне разумным. Тайные монахи получали научные степени, причем не обязательно гуманитарные, и устраивались в научные институты. То есть они не прятались от прогресса, они использовали его самые последние достижения для устроения монашеского жительства. И тут возникает вопрос – а не было ли бегство в пустыню основателя монашества, Антония Великого, вызвано скудость тогдашнего мира? Тот мир был беден, ограничен нуждой, полон опасностей, люди жили сплоченно, рука к руке. Наш мир разряжен, безопасен, в нем полно альтернатив. Пустыня не так уж и нужна. Достаточно выбрать подходящую специальность, снять однокомнатную квартиру в многоэтажном муравейнике где-нибудь в спальном районе и вот оно, анахоретство, о котором древние и не мечтали.
Прибавьте сюда безграничные возможности интернета по части поиска духовной литературы. Паисий Величковский, возродивший умное делание, идейный вдохновитель Оптиной пустыни, потратил десятки лет на поиски трактатов Симеона Нового Богослова, Исаака Сирина. Теперь хватит двух минут. Кроме того, необходимые вспомогательные курсы по греческому языку, по истории монашества записаны на видео и выложены для всеобщего обозрения. Лучшие специалисты планеты сами просят, чтобы читатель ознакомился с их работами.
Почему же православные не видят всех выгод своего теперешнего положения? Почему предпочитают плакать и продолжают упорно сопротивляться происходящим вокруг изменениям, несмотря на то, что они явно им на пользу? Возможно, секрет в том, что они больше привязаны к образу жизни, чем ко Христу. Им интересно сохранять быт, привычное окружение, знакомое и понятное с самого детства. И грех они понимают не как нарушение воли Божией, а как нарушение, условно говоря, домостроя, то есть порядка блюд во время обеда в сочельник. Если бы мысли их были посвящены тому, как скорее прийти к Богу, они бы другими глазами смотрели на происходящее вокруг. Как те юноши, тайные монахи из Высоко-Петровского монастыря: они хотели посвятить себя молитве, и они нашли способ. Никто до них так не делал и ничего, это им нисколько не помешало.
Достаточно мельком оглянуть книжные полки в центральных церковных магазинах чтобы понять – верующие, живущие здесь и сейчас, мало заботятся о понимании православия как учения Христа. Какого автора читают чаще и с большим вниманием – Ивана Шмелева или Иннокентия Комельского? О существовании последнего мало кто догадывается, а ведь он ученик Нила Сорского, самого содержательного учителя внутренней молитвы. А кто такой Шмелев? Что у него есть кроме семейственности? Семья – это прекрасно, союз мужчины с женщиной освящен самим Богом, но разве не сказано в Священном Писании, что Бог выше семьи? Семья в Боге, а не Бог в семье. Этот перекос говорит о слабости русского христианства, как христианства, как благой вести о воскресшем Спасителе. Иисуса Христа заслоняет собой семья, государство, родина. О последнем вообще опасно начинать разговор, настолько это наэлектризованная тема, настолько тяжело пробиться к сознанию. Ведь российские православные предпочитают не знать как жили византийские православные. А там было много странного с нашей точки зрения. Григория Палама, автор знаменитых Триад в защиту безмолвствующих, когда турки брали Константинополь, и не думал, подобно нашему Пересвету, грудью бросаться на врага, защищая отечества. Нет, он, как и прежде, молился о спасении собственный души и тысячи византийских юношей и девушек вместе с ним. Возможно ли такое в России? Сама мысль о подобном поведении нам уже кажется крамольной, а между тем так поступил один из столпов православного богословия.