Но подкладка под шпалы, на которые ложились рельсы социализма, была ещё царская. И как бы не укреплялась эта прокладка расстрелами троцкистов и псевдотроцкистов в 1937 году, страна всё равно летела в 1941 год – страшный год!
Верка была ещё маленькая, но так и осталась у бабы Аси, и помогала Адамчику собирать на полу железные, хоть и ржавые, сапожные гвоздики. Конфетами ей служила вкусная запечённая сахарная свёкла. А Адамчику ещё долго прийдётся делать дратву из нитей конопли, изготовленными вручную.
Когда Верка подрастёт, то на её хрупкие плечи ляжет 1945 год – чтоб выбираться из послевоенной разрухи на те же рельсы социализма.
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ВЕРДИКТ, ИЛИ – КОЛОСКИ
(Списано с натуры)
Еще не старый, но уже обрюзглый, с плохо выбритой щетиной на лице, Никита – отец пятерых детей, когда все поели пшённую кашу, заправленную недоеденным борщом, обвёл взглядом своё семейство и остановился на девятилетнем Павлике.
Шёл 1936 год.
– Ты это, Павлик… возьми торбу и пойди в поле собирать колоски, пока их не запахали и птица всё не поела. —
Павлик в это время доедал положенный ему кусочек хлеба, растягивая удовольствие. Он насупился и сказал —
– Батько, я лучше пойду в ступе просо колотить на пшено.
– В ступе просо колотить пойдут Женька с Манькой, они уже большие – в поле с колосками они могут и батогов получить. —
В разговор вмешалась мать. —
– А что, Павлику батогов не дадут? Бригадир ваш как Дьявол! Позавчера Нюрку так исполосовал – а она меньше Павлика.
– Не дадут! Сегодня, с утра кастрировали лошадей в колхозе, то там начальство нажарило яиц конских, купили казёнки в лавке, а может и самогонка была, и будут пьянствовать. Самый раз ходить за колосками.
Здесь полагается пояснение. – Было ли такое постановление центрального комитета партии большевиков, или это выдумка придурков районного партийного начальства, чтобы выслужиться – деревня не знала. Но суть заключалась в том – не дать населению собирать оставшиеся после жнивья на поле колоски, дабы лишить повода богатеть.
Богатство Советской властью того времени, да и другого времени – презиралось. В почёте была бедность! – А дети, собирая колоски, могли увеличить продовольственный бюджет семьи за осень – килограмм на пятнадцать – восемнадцать пшеницы, или ржи. Учитывая тот факт, что, например, мать автора этого рассказа, работая целое лето на колхозном поле могла заработать всего килограмм пятнадцать пшеницы, то… это считалось богатством. (Чтоб не быть голословным – автор говорит о селе Плоском, Таращанского района) – Селяне, в основном, питались со своего огорода. Поэтому оставшиеся на поле колоски нужно было или сжечь, или сгноить, но ни в коем случае не отдать населению в качестве дополнительного дохода. Автор полагает, что если центральный комитет партии и не издавал такой указ, то не знать об этом – он не мог. Поэтому тенденция запрета на сбор колосков и существовала, говорили, что повсеместно.
Местным начальством того времени были выходцы из комитета бедноты, а они до прохождения ликбеза были полуграмотные, то такой акт запрета приобретал, к сожалению, уродливые формы.
На печи сидела бабушка Павлика. Ей кушать подали туда. Она опустила ноги с печи, отдала миску своей дочери, худющей Одарке, жене Никиты и тоже вставила свою лепту в общую семейную беседу.
– Раньше мы серпом убирали урожай! – Левой рукой захватишь горсть ржи, или проса, а правой чик его и аккуратненько в стопочку, пока на сноп не наберётся. А вечером уже на ток, на обмолот. Никаких колосков в поле не оставалось, мы их сразу подбирали. – Она немного помолчала, проследила глазами за мухой, что кружилась раньше над её миской, а сейчас над её головой – и продолжила рассуждать. Её не перебивал никто. – Традиция там всеобщая. – А сейчас сделали адскую машину. Косилка называется. Бога не боятся! Где это видано, чтоб лошади таскали это чудо, а оно само косило, да ещё огромными граблями в снопы делило. Вот и остаются колосочки разбросанные по всему полю. Дьяволу на пироги. —
