Мы гуляли по городу и укреплениям, пока не пришло время обедать, а потом отправились в казармы. Обед был недурен, и мы провели время очень весело; но когда подали десерт, я незаметно ускользнул из комнаты с одним молодым офицером, который повел меня по галереям, объясняя все, что я желал знать.
Корабль пробыл в Гибралтарской гавани около трех недель, и за это время мы успели починить снасти на носу и на корме, заштопать койки и вычистить трюм, даже покрасили наружную сторону корабля. Он никогда не был так красив, как в ту минуту, когда в исполнение приказания, полученного нами, мы вышли из порта, чтобы соединиться с адмиралом. Мы вышли из пролива при попутном ветре и на закате солнца находились уже в шестнадцати милях от гибралтарского утеса, ясно различимого в виде голубого облака, сохранявшего совершенно правильные очертания. Я упоминаю об этом потому, что читатель, может быть, не поверит, что можно видеть землю на таком расстоянии. Мы держали путь на Капде-Гату и на следующий день были уже у самого берега. Мне очень нравились испанские берега. Гора возвышается над горою, холм над холмом, и все это почти до самых вершин покрыто виноградниками. Мы могли бы пристать к берегу в каком угодно месте, потому что были тогда в мире с испанцами, но капитан торопился соединиться с адмиралом. Ветер дул постоянно тихий, и в два-три дня мы находились уже в виду Валенсии, недавно усмиренной. Я стоял на мостике, обозревая с помощью телескопа дома и сады, окружавшие город, когда ко мне подошел мистер Чакс.
– Мистер Симпл, одолжите мне на минуту трубу; я желаю посмотреть, существует ли еще строение, которое по некоторым причинам осталось у меня в памяти.
– Разве вы были на этом берегу?
– Да, мистер Симпл, я чуть не разбился об него, но успел, однако ж, ретироваться без большого ущерба.
– Вы хотите сказать, что потерпели здесь крушение?
– Да, но не корабль мой, мистер Симпл, а спокойствие моего духа. Но это случилось уже много лет тому назад, когда я служил еще на корвете старшим помощником боцмана.
В продолжение этого разговора он не переставал смотреть в телескоп.
– Да, вот оно, – продолжал он, – нашел наконец. Посмотрите, мистер Симпл, видите вы маленькую деревню и церковь из светлой черепицы со шпилем, который блестит, будто иголка?
– Вижу.
– А теперь видите, прямо над церковью, немножко вправо, длинный белый дом с четырьмя узкими окнами – вот у той рощи лимонов?
– Вижу, вижу! Но что это за дом, мистер Чакс?
– С ним связано одно происшествие, – отвечал он, испуская вздох, который, по крайней мере, на шесть вершков поднял и потом опустил манишку его рубашки.
– Что это за тайна, мистер Чакс?
– Я вам открою ее, мистер Симпл. В одну из обитательниц этого дома я был влюблен в первый и последний раз в моей жизни.
– В самом деле! Хотелось бы выслушать эту историю.
– Где мистер Чакс? Позовите боцмана сюда! – закричал старший лейтенант.
– Здесь я! – отвечал мистер Чакс и поспешил на корму, оставив меня и прервав свой рассказ.
– Мне донесли, что поперечные бакштаги совсем истерлись. Подите, посмотрите! – сказал старший лейтенант.
– Слушаю, сэр! – ответил боцман и тотчас же полез на снасти.
– А вы, мистер Симпл, прикажите вымыть квартердек.
– Слушаю, сэр! – сказал я.
Таким образом разговор наш был прерван. В эту ночь погода переменилась, и в продолжение следующих шести или семи дней постоянного дождя и встречных ветров я не имел времени слушать историю мистера Чакса.
