– Я думаю, Пьер, это мы решим, для того и приехали, – мягко сказала госпожа Редфилд. – Скажите, а граф был хорошим хозяином?
– Для меня?
– И для вас, и для поместья. Сами ж знаете, иной раз человек хороший, а управлять делами не умеет, вот всё и сыплется.
Пьер задумался.
Я воспользовался паузой и тихонько спросил у своего временного начальства:
– В самом деле траву заваривать? Или как?
– Лучше, конечно, или как! – фыркнула она. – Вы думаете, Дюпон, я таскаю с собой банку с чаем?
– Полагаю, госпожа коммандер, что это вполне возможно, – я склонил голову со всей возможной почтительностью.
– Дерзите, молодой человек! – углы её губ дрогнули в улыбке.
Зрелище пользования магическим пространственным карманом меня словно завораживает. Каждый раз, когда вижу, как рука мага исчезает в некоей невидимой складке пространства, а потом возвращается с тем или иным предметом, я замираю, словно змея перед дудочкой факира.
У меня был один знакомый маг, снимал квартиру по соседству у нас в Нейи, вот тогда я и увидел это впервые. Сейчас, глядя на госпожу Редфилд, я понял, что Бертран – так звали того парня – магом был слабеньким. И не карман у него имелся, а так, кармашек, на пару конфет. И всё равно это было потрясающе!
Пока я предавался воспоминаниям и пялился на действия госпожи коммандера, она сунула мне в руки жестянку бирюзового цвета и мотнула головой в сторону закипающего чайника.
Тем временем Пьер отмер, тряхнул головой и сказал:
– Хороший он был хозяин. Меня не обижал, да и с арендаторами по справедливости поступал. Только в последние лет десять стареть стал, потому нанял помощника.
– Помощника? – переспросила госпожа Редфилд. – А где же он?
– Помер, – равнодушно ответил старик. – Почти год назад, в ноябре. И вот странность… – тут он неожиданно оживился. – Ведь помер-то господин Дюлорье точь в точь как хозяин! И выглядел так же, будто в один день на сто лет состарился и усох весь.
Госпожа коммандер повела бровью в мою сторону, и я вытащил из кармана блокнот, в котором и пометил: выяснить обстоятельства и причину смерти управляющего Дюлорье.
И, кстати, почему нас уверяли, что в последние годы жизни граф жил совершенно один, только со слугой?
Засвистел и стал плеваться чайник. Я заварил чай и зашарил по шкафам в поисках чашек. Моя начальница тем временем расспрашивала Пьера о привычках графа, о его образе жизни, режиме дня, знакомствах, друзьях, врагах, финансах… Наконец разговор дошёл до того, что интересовало меня более всего: до библиотеки.
Быстренько сполоснув кипятком кружки из грубоватой керамики, я разлил чай и поставил его перед собеседниками. Кряхтя, старик поднялся и принёс блюдце с несколькими кусочками коричневатого сахара, потом полез куда-то в глубину буфета и вытащил такое же керамическое блюдо, прикрытое льняной салфеткой.
– Ну вот, – удовлетворённо произнёс он, ставя всё это на стол. – Уж не обессудьте, кухарь из меня так себе, но пирог свежий, вчера пёк.
Я покосился на госпожу коммандера: не дрогнув, она положила кусок пирога себе на тарелку, откусила, прожевала и одобрительно кивнула:
– Совсем неплохо, Пьер. Так давайте о библиотеке…
– Так я ничего о ней и не знаю, – удивлённо ответил бывший камердинер. – Я и бывал-то там всего несколько раз, когда господин граф болел, приносил ему книгу или там журнал какой. Пыль горничные вытирали, а в последние годы…
И он замолчал, жуя губами.
