«Но почему-то, он этого не сделал. Когда как я ожидал, что именно так всё и сложится.»
«Думаешь, Щукин, таким образом, пытается узнать о ходе расследования? Насколько далеко мы продвинулись? – сворачивая с кольцевой, предположила Соболева.»
«Нет, в таком случае, он мог бы заслать к нам в отделение крысу, какого-нибудь майора внутренней разведки с приказом докладывать ему обо всём, что накопали. Или прижать сверху полковника. Тогда дело утопили бы на самом дне архива. Возможно, Щукин не ожидал нашего внезапного визита и растерялся.»
«Если так, то мы вынудим его действовать, препятствуя дальнейшему расследованию. – остановившись на красный, рассуждает Соболева.»
«Именно этого я и добиваюсь. – поясняет Громов. – Если Щукин хоть как-то замешан в деле, то, заставив его нервничать, мы вынудим предпринять меры. Политики щепетильные люди. Всегда стараются держаться в образе. Поэтому, истинную их сущность трудно обличить.»
Тронувшись на зелёный, Соболева ошеломлённо уставилась на мчащий с дикой скоростью тонированный джип. Резко затормозила. Взвизгнув резиной, машина застыла на середине перекрёстка. Но джип летел прямо на них. На полном ходу ударил в правую дверь. Как раз в ту, где сидел Громов. Врезавшись, он продолжил тараном давить автомобиль Соболевой, вытолкнув на тротуар. После чего, сдал назад и скрылся в неизвестном направлении.
Освободившись от подушки безопасности, Соболева пыталась достать телефон, выскочивший из кармана во время столкновения. Громов находился без сознания. Голова окровавлена. Руки и ноги сильно сдавлены металлом. Повсюду осколки стекла. Отстегнув ремень, она нашарила телефон на полу. Вызвала скорую помощь. Через полчаса Громова увезли в реанимацию.
Пролежав четыре дня в реанимации, Громова перевели в травматологию. Правая рука облечена в гипс и подвешена за шею. Несколько швов на правой брови. След от удара на переносице. На лбу пластырь. Под глазами синяки. В палате находится ещё три человека. Убивая скуку, они целыми днями напролёт играют в шахматы.
«Рада видеть тебя в добром здравии! – войдя в палату, приветствует Соболева.»
Положив на тумбочку пакет с фруктами, она помогла Громову подняться с постели.
«Врач сказал, что через пару недель можно выписаться. – тяжёлым голосом произносит Громов. – Но судя по ощущениям, я тут не меньше месяца проваляюсь.»
«Да тебе и некуда торопиться, – сообщает Соболева, отчищая апельсин от кожуры, – тебя отстранили от дела. Видимо, ты был прав насчёт Щукина.»
«И тебя отстранили? – интересуется Громов, выуживая тапок из-под кровати.»
«Разумеется. Мы ведь вместе были. А дело передали каким-то молокососам из тринадцатого отдела. Вероятно, чтобы похоронить его в архивах. Будешь апельсинку?»
«Аппетита нет. Лучше б ты бутылку коньяку принесла. Горе заливать. Что за жизнь, Аня?! Мало того, голову под пули подставляешь. Так ещё играй по правилам. В России полиция нужна, только чтоб мелкое жульё ловить. А крупную рыбу не трогай. Ни в коем случае. Вот и думай теперь, что делать. Я уже не верю, что когда-нибудь мы будем жить, как нормальны люди. Зачем, спрашивается, я нужен, если не могу посадить политика, преступившего закон?»
«Мелкое жульё ловить. Ты же сам сказал. – жуя дольку апельсина, подбадривает Соболева. – Не отчаивайся, Громов, что-нибудь придумаем. Кстати, мне интересно, ты всегда действуешь, полагаясь на интуицию?»
