– Здесь я бы поспорил, – поспешно возразил командир-директор.
– То есть вы хотите сказать, что курсант, я имею в виду Говарда, отчислен из лётной школы за полгода до выпуска за нарушение, которое вы, директор этой школы, не считаете столь уж значительным?
Командир-директор аж зубами заскрипел от бессилия.
– Хорошо, я отменю приказ об отчислении Говарда и, так же как и Снегову, объявлю ему строгий выговор, раз вы так на этом настаиваете.
– Я на этом настаиваю? – удивился Катанья. – Вырастили, понимаешь, мелкого негодяя, так, мало того, что хотите спихнуть его на действительную службу, так вы ещё и меня пытаетесь к этому решению пристегнуть. Не выйдет! Категорически возражаю. Говард должен быть отчислен, и именно без права восстановления!
– Но, – растерялся командир-директор, – оно ведь так и было.
– Неправда, – возразил Катанья. – Мы с вами установили, что те обстоятельства, которые якобы свидетельствуют в пользу Снегова, не являются убедительными. Значит, наказание для обоих участников дуэли должно быть одинаковым.
– Теперь я тебя понял Доминик, – негромко произнёс командир-директор. – Мстишь таким способом Таше? Не знаю за что, но мстишь. Как это мелко, господин вице-командор. Но я не позволю…
– Ваше «в-третьих»? – перебил его Катанья. – «Я так решил». Вы однажды уже сделали, как решили, там, на «Ньютоне-11», господин бывший командир станции, когда послали на смерть отца и мать своего курсанта. Ему ведь об этом вряд ли известно?
Этих слов хватило чтобы в образе командир-директора лётной школы произошли разительные перемены: он как бы потёк, превратившись из уверенного в себе офицера в придавленного жизнью старика.
– Это нечестно, Доминик, – тихо сказал он. – Тебе прекрасно известно, когда я отдавал тот роковой приказ, то не знал, что «Забияка» начнёт ложиться на прежний курс ещё до столкновения с ним «Странников». Это ведь стало понятно уже после их гибели, когда были тщательно изучены показания всех приборов, включая те, что находились за бортом станции.
– А Климу вы об этом готовы рассказать? – спросил Катанья. – После стольких лет молчания рассказать о том, что его родители могли бы жить, что их подвиг был, по сути, напрасен и всего лишь усилил желание астероида вернуться на прежнюю траекторию, «напугав» его настолько, что он поступил ещё круче, устремившись к границе планетарной системы по самому короткому пути, и вскоре её покинул.
– Чего ты хочешь? – устало спросил командир-директор. – Наказанием за тот случай стал мой перевод из действующего флота в резерв, где я до сих пор и остаюсь в том же звании.
– Вы хотите, чтобы Клим всё узнал? – напрямую спросил Катанья.
Командир-директор отрицательно покачал головой.
– Нет. Я столько лет негласно его опекал, и мне дорого мнение этого юноши обо мне.
– Тогда вам придётся его отчислить! – твёрдо сказал Катанья.
Лицо командир-директора дёрнулось, он с испугом посмотрел на Катанью.
– Отчислить, – повторил контрразведчик, – но не так, как Говарда, а с правом восстановления. Объясните своё решение нежеланием создавать прецедент: одному можно – другому нельзя, да и парня, скажете, портить не хочется, пусть это послужит ему уроком.
К командир-директору уже вернулась утраченная уверенность. Он, видимо, уже принял решение, однако спросил:
– Зачем тебе это нужно, Доминик?
– Я до конца этого и сам не понимаю, – Катанья говорил вроде бы искренне. – Считайте, хочу принять участие в судьбе парня.
