Приключения Оливера Твиста - страница 6

Не успевала последняя капля похлебки исчезнуть в их желудках, как несчастные сироты к своему ужасу обнаруживали, что они по-прежнему голодны. И когда надзиратель приказывал им уходить, они подолгу еще топтались на одном месте, словно не веря, что все уже кончено, и в каком-то тупом отчаянии поглядывая на котел.

Через час после обеда начинались настоящие муки голода, и дети пускались на всевозможные уловки, чтобы только уменьшить свои страдания: туго перетягивали поясами животы, сосали одежду, грызли что попадало под руку. Но ничего не помогало, и они еле могли дождаться вечерней похлебки.

Сироты постоянно жили впроголодь и от этого точно одичали. Ужасно было видеть их худые, обтянутые кожей личики, эти слабенькие, иссохшие тельца, тоненькие руки и ноги, жадные голодные глаза!

И однажды один из старших мальчиков заявил детям, что больше не может выносить этого, и если ему не дадут хоть раз поесть хорошенько, то он ночью съест кого-нибудь из своих маленьких товарищей. И так страшно сверкнул глазами и так стиснул зубы, что остальных детей охватил ужас.

Они поверили в страшную угрозу и теперь не находили себе места. Почти обезумев от страха, они собирались кучками, долго совещались и наконец решили во что бы то ни стало выпросить у надзирателя второй паек похлебки и отдать его старшему товарищу. Но кто решится заговорить с надзирателем? Бросили жребий, и жребий этот пал на Оливера…

Наступил вечер, и детей собрали в большой комнате на ужин. Приютский надзиратель стоял в переднике возле котла с большой ложкой в руках, и две старухи, его помощницы, хлопотали около детей, раздавая им миски. Потом прочли молитву и начали раздавать еду.

Пока все обстояло благополучно: дети проворно подъедали похлебку и точно мыши скреблись в своих мисочках. Но вот последние остатки пищи исчезли в желудках сирот, и одна из помощниц скомандовала детям уходить из комнаты. Однако ребятишки не тронулись с места. Они топтались, перешептывались, толкали друг друга и делали знаки Оливеру, а соседние мальчики подталкивали его сзади.

Хотя Оливер был еще совсем ребенком, робким и застенчивым, но голод довел его до отчаяния. Он стиснул зубы, обдернул на себе курточку, страшно побледнел и, собравшись с духом, вышел из рядов и пошел прямо к надзирателю.

– Позвольте мне, сэр, еще немного похлебки, – сказал он прерывающимся от волнения голосом и протянул свою миску.

Если бы над головами присутствующих в этот миг разразился страшный удар грома, то и он не произвел бы, пожалуй, такого действия, как эти слова Оливера.

Толстый здоровяк надзиратель побледнел как полотно, выпучил глаза, уставился на Оливера, да так и замер со своей огромной ложкой в руках. Две старухи, его помощницы, вскрикнули и остолбенели от изумления с поднятыми вверх руками. Дети побледнели и замерли на своих местах. Все глаза были устремлены на Оливера.

– Что-о? – проговорил наконец надзиратель, опомнившись от первого изумления.

– Позвольте мне, сэр, добавки. Я голоден, – с отчаянной храбростью, громко и отчетливо повторил Оливер, крепко сжимая в руках свою мисочку и глядя прямо в глаза надзирателю.

Но тут надзиратель кинулся на мальчика, ударил его ложкой по голове, схватил за шиворот и неистово завопил, призывая приходского сторожа. Старухи вторили ему отчаянным криком. Дети взвизгнули в один голос и вне себя от ужаса кинулись вон из комнаты.