– Кто ж это так? – проговорил заробевший Папа Бобер.
– Да был тут такой, – затрещали лягушки.
– Приходил.
– Медведь.
– Черный.
– Когда снег вдруг пошел.
– Злой.
– Все крушил и вредничал.
– Зевал.
– Обзывался.
– И зевал. Все обзевал нам тут.
– Не снег, а град.
– Здоровый, как гора.
– Мы ему: "Давай, до свиданья".
Но Папа Бобер уже не слушал. Он обхватил ближайший ствол и потянул его завала. Не получилось! Ни обхватить ствол, ни вытащить его из завала.
И со вторым бревном не получилось.
И с третьим не получилось.
И когда Папа Бобер устал считать попытки – не получилось.
"Может придумать еще раз что-нибудь остроумное?", подумал Папа Бобер, потирая шишку.
И тут Папа Бобер услышал еле слышный и знакомый треск. Так потрескивала его плотина под натиском вод Предлинной реки: капельки за капельками плечом к плечу давили и давили на завал. Папа Бобер захлопал хвостом по воде. Вот кто ему поможет.
– Мы давно готовы, – закричали лягушки, как будто это им постучал Папа Бобер.
– Давай поможем.
– Поможем, поможем.
– Бобер, начинай справа.
– Вот за это бревно.
– Чего не начинаешь.?!
Папа Бобер их опять не слушал. Он вспомнил старинную бобриную поговорку «Если забыл про рычаг и клин – ты не бобер, блин!». Рычаг и клин – вот кто ему поможет. Рычаг и клин – вот кто ему помогал построить плотину и хатку.
Рычаг – это те же качели. Когда один конец доски идет вниз, другой идет вверх. Клином может быть любая щепка, забитая в бревно. Три или четыре клина расколют самое толстое бревно.
Папа Бобер устраивал рычаги так, что на конец жерди давила Предлинная Река, капля за каплей плечом к плечу. Надо только приготовить для воды первый проход, дырочку. А тот конец, на который поток упирается, надо на половину стесать, чтобы как весло было.
Папа Бобер начал работать. Он оттаскивал, переворачивал, сдвигал бревна, давая воде давить на рычаги. Раскалывал стволы и ветки на доски, жердочки и дрова. Вязал из освободившихся бревен плоты. Складывал на плоты доски, жердочки и дрова. Если этого не сделать, и просто отправить стволы и ветки вниз по течению, то рано или поздно они снова собьются в завал или начнут гнить вдоль берегов.
– Давай, поможем, – все это время кричали лягушки. – Дада-давай поможем, да. Помо-поможем, да. Давай – давай.
– Бобер, бери вон то бревно.
– Бери вон это бревно.
– Хватай вот так.
– Вот так и так.
Были еще лягушки, которые начали петь:
– Работай живей.
– Работай с приветом.
– Не так все делаешь, работать не умеешь.
– Ты меня слушаешь или опять о чем-то мечтаешь?
– Вымой руки!
– Сделай уроки!
Но от удара широким бобриным хвостом эти певцы улетали куда-то ввысь, будто теннисные мячики. Они улетали так высоко, что их не было видно. На такую высоту даже Высокий Филин не залетал.
– Подавай по-другому!
– Ногу подверни!
– И застони громко, когда хвостом попадешь.
– Тогда улетят еще выше.
Так тоже трещали лягушки, но большинство пело:
– Давай поможем, да, дава-дава-да, да! Помо-поможем, ва, дададада!
Целый день работал Папа Бобер, а может быть целых десять дней, а может даже месяц.
– Давай поможем!!! – тянули лягушки, и от воплей Папа Бобер не слышал своих мыслей и собственной усталости. Самые трудолюбивые запрыгнули на бревно и пели в самые уши Папы Бобра.
Когда завал был разобран, Папа Бобер смотрел на бегущую воду, на свои руки и не верил своим глазам. Лягушки тоже тяжело дышали. Некоторые повалились на спину от изнеможения, раскидывая капли пота.
