Приключения поэта в заколдованном лесу - страница 2



Вот и сейчас, как назло, когда мамаша завела разговор про грибы, у Артёма в голове, как на фотографическом снимке в специальном растворе контуры изображения чьей-то круглой, как тарелка, небритой, с похмелья мужской физиономии, или красивого лица девушки, проявились, причём без умственных усилий, не вымучивая каждое слово, без каких не могут сочинять посредственные стихи посредственные… стихоплёты, сложились в четверостишие строчки:

                  Столб кривой напротив дома,
                  Покосившийся забор,
                  Мной овладевает дрёма,
                  Словно выпил я кагор…

Кривой столб с провисшими проводами стоял за забором. Из окна его, как и липу, и палатку было хорошо видно. В прошлом году, в мае, при сильном порыве ветра от засохшей осины, стоящей от липы в самом углу участка – справа, где забор разделял их с соседями, отломился сук и, упав, порвал провода. Столб выдержал, но накренился. Приехавшие из городка Навашингтона, к которому относилась их деревенька – в плане починить, заменить столбы и электропроводку, электрики, провода натянули, сказали его матери, что могут и новый столб поставить, такой модернизированный, из бетонного стержня, с высоким молекулярным содержанием заготовки, которую изобрели на секретном заводе ЖБК в Окочурьевске, вместо накренившегося деревянно- просмоленного, но: « Хозяйка, если поставишь литр». Хозяйка – мать Артёма « литр» ставить отказалась, и электрики, утеревшись сухим рукавом, уехали при своих интересах. А Артём с матерью остались при своих. То есть с сильно накренившимся столбом, при взгляде на который сразу возникала паническая мысль, что он вот-вот должен упасть. Кагора у Артёма не было, да и пить тот кагор, который продавали в магазинах – одно название что кагор (как впрочем и другое красное- белое вино), так лучше брагу. А для рифмы сойдет, подумал он, всё равно вторым Есениным, тем более, когда он – Сергей Александрович был третьим после Пушкина и Лермонтова гениальным поэтом России, мне не быть, таланта маловато, а чтобы за стаканом вина прочитать какой- нибудь захмелевшей даме, чтобы она разделила с ним ложе для одинокого, молодого, современного менестреля, правда без гитары на этот момент, – сойдёт и так. И сразу, без задержки, какие бывают у посредственных поэтов, вымучивающих очередное четверостишие, у него всплыло следующее четверостишие, словно буксиром вытянутое в мозгах предыдущим:

                       …На заборе хрипит галка,
                          Наглотавшись влаги,
                          Мне себя уже не жалко,
                          После литра браги…

И за ними вдогонку:

                          Чую аромат сирени,
                          В плесени ствол тополя…

В этот момент между печкой и узкой плотной коричневой шторой, закрывающей проход, сделанный в стене, только без двери, в «его» комнату просунулось сморщенное лицо матери.

– Разуй глаза-то на небо, видишь, светлеет, может и не будет больше дождя! Сходил бы, проветрился, может и наберёшь чего!

– Мам, ну что ты заладила со своими грибами! – резко ответил он, не сдержавшись, и тут же об этом пожалел. Мало того, что у «старой», как иногда он в шутку её называл, в такую погоду портилось настроение, в довесок она становилась назойливой и упрямой, то если чего вобьёт себе в голову, то и старалась этого добиться, несмотря на его доводы и внутреннее состояние души и тела. А сейчас такое состояние и того, и другого – не сказать чтобы было у Артёма на подъёме. Одна маленькая, но очень существенная радость, перекрывающая весь внутренний и внешний негатив – сочинялось и без напряга, само по себе, стихотворение. А тут такой облом с этими грибами! Она же этого, резко отрицательного момента с его стороны, как похода в лес, словно не замечала, наоборот, твёрдо стояла на своём, что он обязательно должен сходить за грибами, как бы забыв о том, что нет соли, кончаются масло, колбаса и хлеб, и ни сегодня-завтра надо идти в соседнее село в продовольственный магазин, куда он ходил с рюкзаком, когда подъедались продукты. А до магазина, – это не рядом лес, – четыре километра. И уж если попадёшь под дождь, то промокнешь окончательно и бесповоротно. В лесу тоже промокнешь, но там хотя бы можно пересидеть под ёлкой. К тому же Артём очень сильно сомневался, что вчера « соседи принесли по корзине»: откуда в такую пору – конец июня – быть грибам? А тем более белым, в большом количестве, как явствовало из слов его родительницы. В их местности сколько себя помнил он, раньше августа грибы – ищи жирафа на Мадагаскаре! – никто их никогда не видел. Хотя с изменением экологии – кто его знает, когда льёт с неба вода не переставая, месяц, словно в Небесной Канцелярии трубы прорвало, не хуже, чем у них в городе в жилищно- коммунальной конторе. С той разницей, что в городе слесаря сразу приедут, ну, в худшем случае через час-два-три, а тут чуббер- буббер кого дождёшься! А Бог, заведующий этой областью экологии – не знай, как его зовут, чего там у людей случилось, может занят другими более важными делами! Вон по телевизору, – вспомнил Артём ежевечерние новости, – что в мире творится! Может и грибы в этом году начали расти с горя, прямо чуть ли не с начала лета, чтобы не сгнить на корню раньше времени, как тюльпаны и пионы. А людишки тут со своей игрушечной техникой, когда реки грязи текут с горы дурью, смывая на своем пути города, когда вулканы стреляют многотонными булыжниками, и текут раскалённой лавой, какой- то мелкий дождик в нижегородской области – ничего страшного, потерпят!