Взглянув на своего спутника, лама сказал:
– Ну что тебе рассказать про мою жизнь? Очень уж она у меня была однообразная: проснёшься, спустишься с холма на водопой, погреешься на солнышке, поешь вдоволь травы, выслушаешь наставления вожака, порезвишься с приятелями, ещё поешь, ещё полежишь на солнышке, попрыгаешь через ручей, а там, глядишь, и вечер… Поднимешься на холм по натоптанной тропе, толкаясь по дороге с приятелями, чтобы было веселее, снова выслушаешь наставления вожака, ещё немного порезвишься на поляне и пойдёшь спать. Хорошо ещё, когда вожак оставлял меня на карауле – с некоторых пор он стал давать мне разные поручения. Тогда можно было любоваться луной и звёздами и думать: на что они теперь смотрят с неба и какой же мир, наверное, большой и удивительный. Эти мысли посещали меня по ночам, когда стояла тишина, а днём не приходилось много размышлять – слишком уж шумно у нас в стаде. Один раз я поделился своими мыслями с приятелями, но они лишь удивлённо посмотрели на меня…
Пума понимающе кивнул головой: несмотря на то, что у него изо рта торчали рыбьи хвосты, вид у него был очень серьёзный.
– Я часто спрашивал у вожака, – продолжал лама, – почему мы никогда не переходим установленных границ, и всегда получал один и тот же ответ, что, мол, незачем, что всё везде одинаковое: те же холмы, те же долины, те же ручьи. А мне казалось, что вожак многое не договаривает. Порой я задумывался над тем, где наш ручей берёт начало и куда он устремляет свой бег? Не может же он течь и течь без конца – ведь мы пьём из него каждый день, а после нас из него, наверное, пьют и другие стада, так что он должен был бы в конце концов иссякнуть. Вот бы посмотреть, где! И у меня было ещё много таких вопросов, на которые я хотел, но не мог получить ответ. Например, я часто думал, куда уходит солнце, когда оно скрывается за холмами? Иногда мне даже снилось, что я бегу за ним, обгоняя ветер, мчусь по холмам и долинам, но им нет конца; солнце заходило, и я просыпался ни с чем. В то утро, когда я оставил свой холм, на меня нашла какая-то странная решимость. Я поднялся на ноги и ушёл, и мне даже в голову не пришло, что обо мне будут беспокоиться. Тогда я был уверен, что делаю это ради стада, но сейчас мне кажется, что мне просто очень захотелось увидеть мир…
Пума остановился, выложил рыб на сухую траву и сказал:
– Я думаю, что ваш вожак по-настоящему заботился о стаде, просто ты был гораздо любознательнее других. Я и сам такой: мне необходимо каждый день ходить по неизведанным тропам и посещать необычные места. Правда, с некоторых пор мне стало не хватать друга, но теперь ты, вот, шагаешь рядом со мной, и я знаю, что лучшего друга мне не сыскать!
Ламе было очень радостно слышать похвалу друга, но он понимал, что ему ещё предстояло заслужить эти слова в полной мере.
– К тому же, – добавил пума, – даже эта голая равнина полна жизни – нужно только суметь её разглядеть…
Лама всмотрелся в окружавшую его пустошь и, в самом деле, стал примечать признаки жизни. На камнях там и сям грелись маленькие ящерки песочного цвета. Они бесшумно скользили, перебираясь с камня на камень. Иногда по земле пробегали юркие чёрные жуки, оставляя на ней едва приметные следы; при малейшем шорохе они останавливались, как вкопанные. В воздухе раздавалось приглушённое жужжание голубых и зелёных стрекоз; одна из них, почему-то заинтересовавшись ламой, долго кружила над его головой.
