Феррье взвалил на плечо мешок с золотом и банкнотами. Джефферсон Хоуп нес их скудный запас провизии и кувшин с водой, Люси – лишь небольшой узелок с немногими наиболее дорогими ее сердцу пожитками. Они чрезвычайно медленно и осторожно открыли окно, дождались, когда черная туча заволокла небо, сделав ночную тьму и вовсе кромешной, после чего один за другим вылезли в сад. Затаив дыхание, согнувшись в три погибели, они быстро пересекли его и, укрываясь под сенью изгороди, стали продвигаться вдоль нее, пока не достигли бреши, которая вела в поле. Но в этот момент молодой охотник схватил своих спутников за руки и молча оттащил обратно в тень, где они залегли на землю, дрожа и стараясь не дышать.
Хорошо, что жизнь в прериях развила у Джефферсона Хоупа острый, как у рыси, слух. Едва они успели спрятаться, как в нескольких ярдах от них послышалось тоскливое уханье горной совы, ей сразу же ответила другая, находившаяся где-то неподалеку. И в тот же миг в проеме, через который они только что собирались пролезть, возникла едва различимая в темноте фигура мужчины. Он снова издал условный звук, на который откликнулся другой человек, почти одновременно выступивший из тьмы.
– В полночь, – сказал первый и, видимо, главный. – После троекратного крика козодоя.
– Хорошо, – ответил второй. – Предупредить брата Дреббера?
– Да, передай ему, а он пусть передаст дальше по цепочке. Девять к семи!
– Семь к девяти! – ответил второй, и фигуры разошлись в разные стороны.
Их последние реплики были, скорей всего, паролем и отзывом. Как только шаги замерли вдали, Джефферсон Хоуп вскочил и помог своим спутникам пролезть сквозь брешь в изгороди. Потом он очень быстро повел их через поле, поддерживая, а порой почти неся на себе выбивавшуюся из сил девушку.
– Быстрее! Быстрее! – подгонял он время от времени. – Линию дозора мы уже миновали, теперь все зависит от нашей проворности. Торопитесь!
Выбравшись наконец на дорогу, они зашагали гораздо бодрее. Только раз кто-то повстречался им на пути, но они успели юркнуть в пшеницу, оставшись незамеченными. Не доходя до города, охотник свернул на узкую бугристую тропу, ведущую к горам. Два островерхих пика смутно вырисовывались на фоне темного неба, просвет между ними и был Орлиным ущельем, где ждали лошади. Руководствуясь безошибочным чутьем, Джефферсон Хоуп прокладывал путь между огромными валунами, разбросанными вдоль русла высохшей речки, пока они не достигли скрытого от глаз скалами уголка, где верные животные мирно стояли, привязанные к колышкам. Девушку посадили на мула, старик Феррье с их денежным мешком сел на лошадь, а Джефферсон Хоуп, взяв свою под уздцы, с предельной осторожностью повел ее по опасной горной тропе.
Любого, кто не привык действовать в условиях дикой природы, этот путь изрядно напугал бы. С одной стороны возвышался почти отвесный скалистый склон высотой не менее тысячи футов, черный, неприступный и грозный, с длинными базальтовыми наростами, словно ребра окаменевшего ископаемого, торчавшими из его изрезанной глубокими трещинами поверхности. С другой – вся земля была завалена острыми обломками скал и гигантскими валунами, так что по ней нельзя было ступить и шагу. А посередине петляла порой вовсе исчезавшая тропа, такая узкая, что приходилось идти гуськом, и такая неровная, что одолеть ее было под силу лишь очень искусному наезднику. Но, несмотря на все трудности и опасности, беглецы пребывали в приподнятом настроении, поскольку каждый шаг удалял их от цитадели деспотизма, которую они мечтали покинуть навсегда.
