– Успех – он величина нерациональная. Его надо просто захотеть. И тогда он придет. Обязательно! Только говорить об этом бесполезно. Лучше помалкивать, – она обратила на меня свой отстраненный взор, и я успел уловить, как ее взгляд словно бы вернулся в существующую реальность откуда-то издалека, глаза слегка прищурились, напоминая глаза хищника, который уже наметил себе жертву, и она очень серьезно сказала: – Я так всегда и делала. Интуитивно. Делала свое дело и кайфовала от этого. Знала, что у меня все получится. Но всегда находился какой-нибудь кретин, который хотел меня куда-нибудь задвинуть. Подальше, в пыльный угол. А я брыкалась и шла вперед. Как танк. И дошла. А они где? – она захихикала. – Эти, которые меня задвигали? Вот им всем, – и Донна показала пространству перед собой фигу. – А я всю жизнь так живу, и, как видишь, не жалуюсь. – И она с гордостью оглядела свои «закрома». Я огляделся вслед за ее взглядом. Если действительно предположить, что мысль материальна, то я мог сказать только одно: такую кухню я видел только на экскурсии во дворце турецкого султана в Стамбуле. Я имею в виду размеры. Это же надо себе такого нажелать!
Она вдруг снова наклонилась вперед, ко мне, и перешла на шепот. Это было неожиданно и весомо.
– А еще надо мечтать. Обязательно! – она приложила палец к губам и сказала совсем тихо: – Знаешь, я заметила одну странную закономерность – как только перестаешь мечтать, тут же заканчиваются деньги, – взрыв хохота, последовавший за этим, так и не позволил мне понять, шутила она или нет.
Нахохотавшись досыта, Донна все же рассказала мне одну из самых занимательных историй, какую я только слышал в своей жизни.
– Я этого еще никому не рассказывала. Ты первый. Слушай. – Это был приказ. – Была у меня приятельница, Алевтина, я ее Алусиком зову. Мы с ней как-то лет сто назад на концерте в одной областной филармонии познакомились, она с оркестром выступала, а я, само собой, без оркестра. – Видимо, это был юмор. – Что значит, была, – перебила сама себя Донна, – она и сейчас есть, только видимся мы с нею редко. Живет она далеко. Но это не важно. Так вот. Она по профессии арфистка. На арфе играет, – уточнила моя собеседница. – Как она сама выражается – «гребу» я на арфе свою музыку, – Донна хихикнула. – Я ее из-за этой арфы и заметила. Сама маленькая, кнопка такая. Арфа больше нее в три раза. Я тогда так удивилась, не каждый день живую арфистку на сцене увидишь. Так и познакомились. Так вот, моя Алуся – человек деликатный, воспитанный, консерваторию закончила, в обычной жизни преподавала арфу в музыкальном училище. Так, ничего особенного. Жила она тогда в одном провинциальном городишке, иногда только с оркестром выезжала на концерты, там мы с ней и встречались, – Донна улыбнулась. И в ее улыбке промелькнуло что-то вроде застенчивости. – Думаешь, я всегда мегазвездой была? Думаешь, мне всегда белый лимузин к подъезду подавали? – и она засмеялась своим хриплым неподражаемым смехом. – Нет, дружок. Я тоже в разных филармониях своё отпеть должна была. А как же без этого? Это, брат, как боевое крещение. Выдержишь это, выдержишь что угодно. – Донна прикурила новую сигарету от старой – новую пачку она вскрыла ловким привычным движением опытного курильщика и, как ни в чем ни бывало, продолжила.
– Алуся была тетенька талантливая, и ее часто в областную филармонию приглашали на арфе «погрести». В оркестре хорошей арфистки не было, вот она их и выручала.
