Ей Богу, в этот момент мне отчетливо показалось, что дыхание парня опалило кожу. Этого не могло быть по-настоящему, но воображение слишком зло шутило со мной. Игнорируя его, я уверенно сжала книгу в руке и пошла в спальню, выключив везде верхний свет, но оставила гореть напольный торшер, который приобрела недавно на распродаже. Комната погрузилась в полумрак, сохраняя приятное теплое свечение над одной половинкой кровати. Сюда я и улеглась, плюхнувшись на живот и опираясь на локти. Книга с пожелтевшими страницами в моих руках пахла старой бумагой, древесиной и сладковатым миндалем. Это не тот привычный аромат типографской краски и чернил, что вдыхаешь от только отпечатанной. Он пленил иначе, перенося с помощью фантазии в стены академических библиотек с дубовыми массивными полками.
Я распахнула книгу, мой взгляд тут же упал на написанные от руки слова на форзаце. «Кирилл, помни, счастлив тот, кто не замечает, лето теперь или зима1. Оставайся всегда верен себе и своим желаниям. Знаю, что у тебя все получится. Твоя бабушка, Л. А.». Почерк был изящным, каллиграфическим, с самобытной завитушкой в букве К. От этого имя Кирилл обретало особую форму. Ценность. Еще один ключик непроизвольно открыл ящик Пандоры, я узнала как зовут призрачного парня.
Силуэт его промелькнул в свете лампы. Он сел на пол и навис над книгой, заглядывая внутрь. Оставил между нами расстояние, но казалось, что все равно находился слишком близко. Украдкой я посмотрела на него исподлобья. Лицо призрака исказила гримаса боли, когда он дочитал пожелание своей бабушки, написанное синими чернилами. Прикусил нижнюю губу и прикрыл веки, нахмурив лоб. Где-то в подреберье у меня неприятно кольнуло.
– Эта книга очень много значит для меня. – Я впервые слышала его шепот, тихий, но переполненный чувствами. – Моя бабушка была хирургом, жизнь изрядно ее помотала по многим горячим точкам. Она рассказывала, что этот томик Чехова всегда хранился у нее во внутреннем кармане возле сердца. Видимо, когда ей было грустно или одиноко, она выбирала один из юмористических рассказов и поднимала себе настроение. Когда я сказал, что поступил в медицинский колледж, после которого пойду в университет, бабушка отдала мне его. А в следующую ее поездку в машину скорой помощи попал снаряд. Я тогда подумал, что она отдала мне свой талисман, и возненавидел себя. Ни разу так и не открыл эту книгу.
В уголках моих глаз стала собираться влага, рука слегка проскользнула к его ладони, находящейся совсем близко. Захотелось утешить парня. Но сознание очнулось, и будто током меня прошибла судорога. Мертвый. Я его не слышу. Он размышляет сам с собой. Прогоняя прочь ненужные эмоции, я вернула внутренний заслон и перевернула страницу. Пробежав глазами по оглавлению, остановилась на рассказе «Хамелеон».
– Все бы отдал за то, чтобы вновь почитать…
Кирилл резко поднялся с пола и отошел к окну. Его силуэт растворился во мраке комнаты. Но я знала, что он здесь. Присутствие ощущалось не физически, где-то внутри меня будто бы был вшит необычный датчик, который указывал на это. Наверное, похожее возникает в матерях, которые теряют своих детей из виду, но чувствуют их.
Я начала читать вслух. Медленно, неспешно, пытаясь придать голосу подходящую интонацию. Почему вдруг решилась на это? Жалость? Сострадание? Одолжение? Мне просто показалось, что так будет правильно. Перед глазами возникло лицо пожилой женщины в белом халате, которая подарила внуку самое дорогое – память о себе и слова, которые он пронесет сквозь свою жизнь. Жаль только, что короткую.
