– Надо подложить что-то под колеса.
Подхалим выслуживался, снимая обувь – красные мокасины на меху, где он их раздобыл – одному богу известно. Хотя, скорее всего, и он не в курсе.
Преемственность глупости, передающаяся от мысли к слову, от слова к действию: мокасины втиснулись под задние колеса, никто не спорил – все наблюдали за авантюрой с нескрываемым удовольствием, практически с вожделением: сейчас родится превосходный повод унижать Семку еще десять лет.
– Семен Альбертович Вялоебов, – отчеканил полковник, козырнув, – эту идею я одобряю!
– Гололобов, – аккуратным тоном поправил исковерканную фамилию Семка. – Вот. Сейчас все будет, ну-ка, Ален, газку в пол дай!
Семка включил командирский голос, но другим слышался лишь презренный альт. Он прикусил тонкую губу в ожидании победы на глазах начальника и вожделенной дамы, в которую был беспросветно влюблен много лет. Он, расправленный, рдеющий впалыми щеками, триумфально погружался красными вязаными носками в грязно-серую, простуженную жижу.
Алена ударила ногой в педаль – выжала на всю гашетку: машина увеселенно выплюнула мокасины с присвистом, дав практически батальный залп, – обувь улетела, вертясь волчком, чуть ли не за верхушки высоких, ошарашенных деревьев. Полкан расхохотался совершенно по-юношески, не устоял на ногах, потеряв шаткое равновесие, и опал на спину прямо в хрустящую белизну сугроба. Семка, каждой клеткой прочувствовав полноценность и монументальность фиаско, на пару с Алексом принялся поднимать начальника, неуклюже скользя, – пьяный вестибулярный аппарат играл в странные игры. Алена продолжала газовать, раскручивая четыре упертых колеса и стрелки спидометра и тахометра до максимума, – она хотела вырваться из грязно-снежного плена. Но гораздо больше ей хотелось быть сейчас как можно дальше от этих людей, от этих пьяных родных людей.
Трое краснощеких мужчин вернулись в окончательно увязшую машину, дрожа от холода и дыша паром изо рта на промерзшие, перепачканные руки. Полковник продолжал по-детски хихикать, вспоминая неистовый полет красных мокасин.
– Идиотище, как тебя вообще родиться угораздило… – риторически вставил сквозь исчерпывающий смех Полкан.
– Сестра, включи печку на максималку! – командовал неунывающий Алекс, полируя внутренности утепляющим коньяком.
– Что будем делать? Вы уже позвонили в службу помощи какой-то дорожной или как там? Нас вытащат? Бензина уже мало осталось, а телефон у меня тут почти не ловит, – мысль цеплялась за мысль, выскакивая словами наперебой из встревоженных уст Алены.
Она искала рациональный выход из ситуации, пока эмоции в ее душе накатывали волнами внахлест одна поверх другой: волна волнения, волна тревоги, волна страха, волна злости, волна презрения, волна отрешения, волна укора самой себя, и по новой.
– План есть, куда без него, все выходим, вещи забираем. Стволы тоже, – приказал полковник.
Молодые покорно повиновались.
Компания вышла из автомобиля на прохладный, ломкий воздух. Невнятный зимний катаклизм, вчера начавшийся, сегодня закончился – ртутный столбик быстро скользил за нулевую отметку вниз, и теперь пребывание на открытом воздухе напоминало дрейф голой руки в леднике морозилки. Вокруг, вдаль, вширь – зима, прозрачная хрусталем, им же хрупка и остра в осколках, замерзшая в томительном ожидании, что же дальше будут делать люди? А люди озирались по сторонам – сосны толпились вокруг уходящей в чащу дороги, где через несколько километров ждал уютный дом с теплом камина, дремавшими калачиками на креслах пледами и натопленной баней с березовыми вениками и светлым нефильтрованным из дубовых бочек. Или обратно к трассе. К ее холодной, но скучной близости. Выбор бросал жребий, пока низкое небо сползало и, казалось, совсем скоро обрушится на головы людей.
