Вова проводил Алену до ее мерседеса, подчеркнуто плохо припаркованного между тернистыми кустарниками. Над крышей его нависала уютная крона волнительного клена. Бормотали спящие листья. Мелодично напевали цикады. И сердце лета тихо шептало о.
– Зачем тебе все это? – с тонким сомнением в голосе спросил Вова на прощание.
– Хочу разобраться, – многозначно ответила Алена.
В ее словах читалась насыщенная объемными, практически осязаемыми образами безысходная усталость от чего-то.
– С чем?
– Ты же медиум, ты знаешь.
– Женский разум слишком сложен и противоречив даже для медиумов, – Вова пожал плечами.
– Хочу понять, что идет не так и как это исправить. У меня чувство, что жизнь теряет краски, а я слабею. Я не понимаю, что происходит. И с каждым днем все хуже и хуже. Врачи ничего не находят, а меня как будто что-то медленно душит и убивает, иссушает меня, высасывает из меня жизнь.
Красивый голос Алены наполнился обидной, мучительной безысходностью.
– Понял. Но будь осторожна с бабушкиными подковерными играми, она, как и все женщины, коварна.
– Приму к сведению, – искристо усмехнулась заочному комплименту Алена, извлекла конфету из упаковки и закинула ее тающую половину меж белоснежных зубов.
– А самое главное, знай меру. Копаясь в себе, можно выкопать яму, из которой потом не сможешь выбраться. Пока.
– Благодарю за инструктаж. Пока-пока, – прожевав сласть, произнесла Алена.
Она села в мерседес с тремя семерками в номере, по-братски обнятых буквами «ЕКХ», и умчалась в ночь.
Брат, вернувшись домой, застал Алену стоящей на высокой матово-алюминиевой стремянке, водруженной на высокое высокомерное каменное крыльцо. Молоток был ловко запрятан за кованный, оплетенный изящными металлическими изваяниями козырек, а гвоздь вбит под самую шляпку, свое присутствие тем самым умело сокрыв.
– Что ты делаешь? – застыл в оголтелой растерянности Алекс, оказавшись не в состоянии увязать образ сестры с минимальным ручным трудом. – Ты умеешь пользоваться стремянкой?!
– Хочу твой портрет повесить над входом, – ничтоже сумняшеся, заявила спустившаяся Алена.
– А если серьезно?
Пристальный взгляд брата давал понять, что опираться на ложь глупо, поэтому Алена соорудила полуправду:
– Я была у предсказательницы, она посоветовала повесить подкову над входом, чтобы беды дом стороной обходили. Вот примеряла.
– Что?! Ты опять по этим бабкам ходишь?! Да, блядь, Алена, ну не смешно уже. Что ты хочешь узнать? Давай я сам тебе погадаю?! – брат в сердцах схватил сестру за руку и нарочито выпучил глаза в ее ладонь, едва они вошли в дом. – О! Вижу: выйдешь замуж за принца, будет сто детей и умрете в один день от оргазма!
– Надеюсь, не со всей сотней детей сразу, – улыбчивая Алена одернула руку прочь. – Я хочу, чтобы ты со мной сходил в следующий раз.
– Я не ебанутый ходить по съехавшим бабкам. Они просто разводилы. Походишь так, походишь, а там уже и дом на нее перепишешь, – шипел неутомимый обхаиватель идеализма Алекс.
– Она даже денег не берет, – фыркнула наотмашь Алена.
– Это пока. Подожди.
Брат, разувшись и войдя в просторную залу, сел в удобное кожаное кресло, богато обитое красным деревом, и закурил тонкую ментоловую сигарету, чем выводил из себя сестру и саму громадную гостиную с ее бесконечно высокими, ослепительно белыми потолками. Он, конечно, не забыл об этом, вдохновенно продолжив тираду:
– Вотрется к тебе в доверие так, легкой халявкой и левыми россказнями… Я тебе сейчас по дыму сигареты погадаю. Смотри.
