Город был небольшим, и они добрались до места уже через четверть часа. Двухэтажное здание дворца, сложенное из песчаника, после константинопольских красот не впечатляло. Оно представляло из себя серый каменный прямоугольник под черепичной крышей, в котором зияли прорехи окон. Высокие двери казались скорее крепкими и надежными, чем красивыми, а сзади закрывались на толстый брус, вставленный в железные крюки, вбитые в стены. Все-таки Равенна – это глухая провинция, да еще и варварское пограничье, и это накладывало свой отпечаток на местную жизнь. Тут не было праздного плебса, жадного до бесплатных раздач еды, тут не было скачек, как не было и безумно дорогих праздников с выходами разряженных императорских схолариев. Небольшие каменные дома, стоявшие в Равенне с незапамятных времен, теснившиеся в пределах крепостных стен, крошечный рынок и казармы воинов. Вот и все, пожалуй. В городе жило не больше пяти тысяч человек, что по сравнению с римскими временами казалось просто смехотворным. Но это было давно, а сейчас нужно очень сильно постараться, чтобы даже такое количество горожан обеспечить работой. Тут ее давал порт и стоявшее войско, потому-то в городе еще сохранилось ремесло и торговля. Италия с давних пор рассыпалась на владения варварской знати и магнатов из старинных римских семей, которые превратили свои виллы в крепости и содержали собственные дружины. Такие виллы, дававшие защиту окрестным крестьянам, не нуждались почти ни в чем. Они все производили сами, а потому города приходили в запустение. Население из них разбегалось в деревни, чтобы хоть на земле иметь верный кусок хлеба.
Кавалькада всадников остановилась, и Добрята слез с коня. Слуга у входа с поклоном распахнул перед ним дверь дворца экзарха. Внутри все было не так просто, как снаружи. Тут еще сохранились старинные мозаики и статуи, наследие ушедших времен. Именно в этом дворце в 410 году недалекий император Гонорий, сын Феодосия Великого, кормил свою любимую курицу, когда ему сообщили, что готы взяли Рим. Впрочем, ему было плевать на это. Кормление курицы, к горю несчастных подданных, занимало этого недоумка куда больше.
– Король Хильдеберт! – экзарх Исаак, крепкий черноволосый мужчина лет тридцати пяти приветливо кивнул ему. – Прошу за стол. Королева уже ждет вас!
– Королева Теоделинда? – на всякий случай уточнил Добрята, а когда экзарх кивнул, решительно проследовал в обеденные покои.
– Это он? – услышал Добрята голос из сумрака, который с трудом развеивали масляные лампы. – Иди ко мне, мальчик, я посмотрю на тебя!
– Королева! Приветствую вас! – Добрята поклонился немолодой тетке, увешанной золотом и камнями. Она была одета по моде варваров, в длинное платье с узкими рукавами. Впрочем, на его стоимости это никак не сказалось. Платье пошили из константинопольского шелка, с вытканными яркими цветами. Ноги королевы были обуты в кожаные туфли, сплошь расшитые золотыми нитями и жемчугом. Впрочем, Добряте было плевать на тряпки, его глаза впились в массивное ожерелье на шее королевы. Продав его, можно было полгода содержать местный гарнизон.
– Так, значит, это тебе, мальчик, предстоит залить кровью половину Галлии?
Королеве, которая приходилась родной теткой герцогу баварскому Гарибальду, было около шестидесяти, и выглядела она довольно скверно. Жить ей, явно, оставалось совсем недолго. И как королева смогла проделать столь длинный путь из предместий Милана? Ведь именно там она и жила последние три года после того, как ее сумасшедшего сына свергли лангобардские герцоги.
