– Я понимаю, мы ни о чем не договаривались. Ты свободна.
Каролина поднялась. Только теперь Романа заметил, что на ней легкий, почти прозрачный светло-изумрудный сарафан. Вновь сердце толкнуло кровь к вискам, вновь загорелись ладони рук.
Каролина улыбнулась, почувствовав это. Она предостерегающе подняла ладонь.
– Я должна идти. Самолет через три часа, а надо еще собрать вещи. Послушай, я вернусь. Через неделю… что бы там ни было! Клянусь! И потом, кошки, за ними тоже надо смотреть.
Она попыталась засмеяться, но получилось как-то фальшиво, плоско. Каролина резко повернулась и вышла в прихожую, прикрыв за собой дверь.
Роман стоял посередине гостиной, глядя на закрытую дверь, и сжимал кулаки. Фантазии хуже снов, подумал он. Сны забываются без боли, оставляя лишь дыхание ночи, тяжесть или легкость, а фантазии всегда давят на голову, в которой родились.
Итак, экскурсия в монастырь откладывалась на неопределенное время. Во всяком случае, полковник Сузу, узнав в тот же день о неожиданном отъезде Каролины в Англию, вдруг разом потерял всякий интерес к идее посещения обители диких котов.
– Что ж, будем дожидаться леди! – примирительно сказал он, садясь в машину.
Он ехал в аэропорт Ларнаки, куда вот-вот должен был прибыть один из его информаторов.
– Почему же, господин полковник? Разве, я не смогу быть для вас гидом? – ухмыльнулся Роман.
Полковник задержался около распахнутой двери машины и внимательно посмотрел на русского майора.
– Вызов, мистер Роман, мне был брошен дамой, именно ей я и намерен его вернуть. Она ведь, кажется, сказала вам, что улетает всего лишь на неделю? Не так ли?
– Кажется. Если ее не задержат дела…
– У нас с вами теперь достаточно времени, чтобы заняться своими. Вы, надеюсь, помните мою просьбу в отношении старого ливанца и украинских «кометчиков»?
– Конечно, сэр! Но послушайте, несколько дней назад, у «Василиса» вы были настолько резки в своих суждениях, я бы даже сказал, крайне непримиримы к чужому мнению. И в первую очередь, к моему… Что изменилось с тех пор? Вас перестала интересовать победа над моими суевериями? Или тот разговор был вызван теперь уже понятным недоверием ко мне?
– Отчасти… отчасти.
Полковник сел в машину и, не глядя на майора, выехал со стоянки Департамента полиции на узкую пыльную улицу, погребенную в тени черных каменных домов.
Роман пошел к своему «нисану», вдруг разом забыв и полковника, и Каролину, и кошачий монастырь. Что-то очнулось в нем от многодневной, болезненной дремы, и мозг заработал столь же холодно и ясно, как это было до встречи с Каролиной и ресторанного спора с полковником. Роман глубоко вздохнул и усмехнулся своим мыслям, а, точнее, той пустоте внутри себя, которая была готова принять эти мысли. Такое же ощущение у него всегда вызывала хрустящая белизна свежей постели: ясность в ее предназначении и чистота сильного тела, готовящегося соприкоснуться с этой ясностью.
Перед ним стоял Козмас, с удивлением разглядывая выражение лица Романа.
– Эй, парень, ты в себе? Кто сломал твои мозги – полковник, англичанка или кошки?
Роман вздрогнул от неожиданного появления Козмаса:
– Мои мозги в полном порядке, сэр.
Он сел в автомобиль и, щурясь от солнца, посмотрел на Козмаса:
– Я в Омо, к Делси.
– Что тебе надо от этого чудака?
– У него есть свой ход к Ахмеду Растесу, к ливанцу. Тот, вроде бы, покупал для него печи.
