В кафе с тёмными стеклами,
за которыми даже солнечное небо
становится пасмурным,
словно скоро пойдёт дождь
я сижу за последним столиком
лицом к залу,
чтобы видеть всех
и не привлекать внимания.
И вот он идёт через кафе
почти бесшумно,
в сверкающем плаще,
по его волосам бегут капли воды,
у него серебряная серьга в ухе,
и уборщица цветком оранжевой швабры
затирает его следы.
Больше до него никому нет дела,
посетителей немного:
парень и девушка,
поедающие друг друга
взглядами,
мужчина средних лет
возле стойки
рядом с барменом,
и я с чашкой кофе
за дальним столиком.
Его вижу лишь я да уборщица,
которая не успевает
убирать воду
и отжимать швабру
в специальное ведро с решеткой.
Но вряд ли она посвящена в программу
наших переговоров.
Мы не пожимаем друг другу руки
и сидим молча
за одним столом словно
зал полон людей,
и просто не оказалось
другого места,
поэтому он и сел за мой столик,
вполоборота, так, что серебряная капля
в его ухе
сверкает, и невозможно
разглядеть лицо.
Наконец, я говорю, отпивая кофе:
– Я знал одну женщину,
которая была слишком легка
и однажды превратилась в облако…
Он кивает в ответ,
и серебряная серьга
дрожит в его ухе.
Я снова глотаю кофе
словно часть
приготовленной для него истории
и продолжаю:
– Мы рисовали бабочек
на собственных веках,
когда мы закрывали глаза,
они расправляли крылья,
но не могли улететь.
У неё в глазах тогда было пламя,
а у меня в голове
всегда ветер…
Он снова кивает:
– Но ведь ты позвал меня не за этим.
И я тогда объясняю,
что завтра ему надо уехать
подальше из нашего города,
ведь я иду гулять с сыном,
и нам очень нужна
хорошая погода.
Он снова кивает,
серебряная серьга вспыхивает как маяк,
заставляя меня зажмуриться,
и когда я глаза открываю
его уже нет.
Лишь уборщица оранжевой шваброй,
похожей на солнце,
затирает мокрые следы.
