– Овсянку, – твердо сказал Блейк.
– Человек хочет овсянки, – произнес Дом.
– Ладно, – сдалась Кухня. – Одна порция овсянки на подходе!
– Не обращайте на нее внимания, – сказал Дом. – В программу Кухни заложены всякие замысловатые рецепты, по которым она большая специалистка, но у нее почти не бывает возможностей воспользоваться хотя бы одним из них. Почему бы вам, сэр, когда-нибудь, просто забавы ради, не разрешить Кухне…
– Овсянки, – сказал Блейк.
– Хорошо, сэр. Утренняя газета на лотке в почтографе, но сегодняшнее утро небогато новостями.
– Если не возражаешь, я посмотрю ее сам, – сказал Блейк.
– Конечно, сэр. Как вам угодно, сэр. Я лишь стараюсь информировать…
– Постарайся не перестараться, – посоветовал Блейк.
– Извините, сэр, – сказал Дом. – Я буду следить за собой.
В прихожей Блейк взял газету и сунул ее под мышку, потом подошел к окну в боковой стене и выглянул наружу. Соседний дом исчез. Платформа опустела.
– Они уехали нынче утром, – объяснил Дом. – Около часа назад. Думаю, ненадолго, в отпуск. Мы все очень рады…
– Мы?
– Да, а что? Все остальные дома, сэр. Мы рады, что они уехали ненадолго и вернутся опять. Они очень хорошие соседи, сэр.
– Ты, похоже, много о них знаешь. А я даже не разговаривал с ними.
– О, – произнес Дом, – я не о людях, сэр. Я не о них говорил. Я имел в виду сам дом.
– Значит, и вы, дома, смотрите друг на друга как на соседей?
– Ну разумеется. Мы наносим визиты, болтаем о том о сем.
– Обмениваетесь информацией?
– Естественно, – ответил Дом. – Но давайте поговорим об интерьере.
– Меня вполне устраивает и нынешний.
– Он не менялся уже много недель.
– Что ж, – задумчиво произнес Блейк, – попробуй поупражняться с обоями в столовой.
– Это не обои, сэр.
– Знаю, что не обои. Я хочу сказать, что мне уже начинает надоедать созерцание кролика, щиплющего клевер.
– Что бы вы хотели вместо кролика?
– Что угодно, на твой вкус. Лишь бы там кроликов не было.
– Но мы можем создавать тысячи комбинаций, сэр.
– Что твоей душе угодно, – сказал Блейк. – Только смотри, чтобы без кроликов.
Он отвернулся от окна и пошел в столовую. Со стен на него уставились глаза – тысячи глаз, глаз без лиц, глаз, сорванных с множества лиц и наклеенных на стены. Глаз, составляющих пары и существующих поодиночке. И все они смотрели прямо на Блейка.
Были здесь синие детские глазки, глядевшие с задумчивой невинностью; глаза, налитые кровью и горевшие устрашающим огнем; был глаз распутника и мутный, слезящийся глаз дряхлого старика. И все они знали Блейка, знали, кто он такой. Если бы к этим глазам прилагались рты, все они сейчас говорили бы с Блейком, кричали на него, строили ему гримасы.
– Дом! – воскликнул он.
– В чем дело, сэр?
– Глаза!
– Сэр, вы же сказали: все, что угодно, только не кроликов. Я подумал, что глаза – нечто совершенно новое…
– Убери их отсюда! – взревел Блейк.
Глаза исчезли, и вместо них появился пляж, сбегавший к морю. Белый песок тянулся до вздымающихся волн, бьющихся о берег, а на далеком мысу гнулись под ветром хилые, истерзанные стихией деревья. Над водой с криками летали птицы, а в комнате стоял запах соли и песка.
– Лучше? – спросил Дом.
– Да, – ответил Блейк, – гораздо лучше. Большое спасибо.
Он сидел, завороженно глядя на эту картину. Как на пляже сидишь.
– Мы включили звук и запах, – сказал Дом. – Можем добавить и ветер.
– Нет, – ответил Блейк, – этого вполне достаточно.
