К чему это было? К тому, что прошла неделя, а точнее пять дней с последней встречи с Саваофом Теодоровичем, и вот Еве снова нужно было идти… туда. Куда это – «туда»? В дом на окраине столицы, в её любимый полузаброшенный парк, граничащий с дикостью природы так же, как и с бурной городской жизнью, к маленькой девочке с не по-детски уставшими глазами и мужчине с раздвоенным взглядом, твёрдо убеждённому в чём-то своём. Да, именно туда.
Ева подошла к окну и выглянула на улицу. Солнце проглядывало сквозь предрассветную дымку, заливая пустынные улицы косым светом, и пускало в лужах, оставшихся после грозы, маленьких солнечных зайчиков. От мокрого после ночного дождя асфальта поднимался горячий пар, образовывая вдоль домов лёгкий полупрозрачный туман, и ещё по-зимнему голые деревья стояли в нём, не шевелясь, словно глиняные скульптуры, оставшиеся на просушке после того, как их вылепил мастер. На улице было на редкость хорошо.
Ева шла по ещё пустому весеннему парку и наслаждалась приятной природной тишиной, давая ушам отдохнуть от назойливого городского шума, когда вдруг в кого-то врезалась; она чуть было не упала, но сделать это ей не дала вовремя протянутая рука.
– Смотри, куда идёшь! – недовольно воскликнул смутно знакомый голос. Ева подняла взгляд на того, с кем она столкнулась, и с досадой увидела лицо «человека в окне», который, кажется, был не очень доволен тем, что в него кто-то врезался.
– Простите…
– А вот и не прощу! – зло воскликнул он, сжимая кулаки. Из его ноздрей двумя большими грязными клубами вырвался дым, превратившись в стадо маленьких серых барашков, и сквозь его пелену Ева успела увидеть недобро сверкнувшие глаза. – Не прощу, и всё! Я и так худ, как тростинка, едва на ногах держусь, а тут ещё ты…
– Как Вам будет угодно, – почти шёпотом сказала Ева, примиряюще подняв руки, и поспешила уйти, оставив «человека в окне» наедине с собственным недовольством и грязно-серыми облаками дыма. Невольно на задворках памяти всплыл его образ в насквозь промокшей рубашке, облепившей его тело, и впечатление, оставленное этим образом: даже на расстоянии, даже за мутным окном, даже в одежде его рёбра можно было пересчитать без особых усилий.
Ева пошла дальше. Всё было тихо, спокойно… Гадко. Еве вдруг в одно мгновение перестало нравиться здесь, как будто всё то, что её сейчас окружало: тихий утренний час, серовато-голубое небо городского рассвета, спящие мокрые деревья, ещё не проснувшиеся после зимы, влажные дорожки, запах прели – стало каким-то ненастоящим, фальшивым, особенно в сравнении с жуткой, почти ненормальной худобой этого странного и немного пугающего «человека в окне», который изо всех сил старался не показывать, насколько он слаб.
Ева едва успела затормозить перед летящей ей навстречу на самокате девушкой. Она быстро соскочила с самоката, уворачиваясь от удара, но всё-таки по инерции влетела в Еву, повалив и её, и самокат, и себя на сырую после дождя землю. Впрочем, девушка быстро оправилась, поднялась на ноги и помогла встать Еве.
– Смотри, куда идёшь!
Ева подняла глаза на девушку. Внешне она ничем не выделялась: смутно знакомые чёрные волосы, зелёные глаза, которые ей кого-то напоминали, простое чёрное длинное платье… И почему-то голые ноги.
– Простите, я не хотела…
– А вот и не прощу! – обиженно воскликнула девушка, гневно сверкнув на Еву глазами. – И так все ноги исколоты, а тут ты ещё…
