В ЦУПе (Центр управления полетом) тогда все на ушах стояли: воздух из станции уходит, давление в отсеках падает. Мировая новость номер один. Штурман примчался с центрального поста, когда я последнюю гайку закручивал:
– Вы совсем тут одурели?! Станция с орбиты сбивается. В океан рухнем на хрен.
А сам смотрит на моих девчонок тоскующим взглядом и, чувствую, плевать ему и на станцию, и на Тихий океан, и на все служебные космические обязанности. Коротко обрисовал Вере ситуацию:
– Станцией управляют двое наших ребят и американская астронавтка, жердина с лошадинообразным, ну, пусть будет, лицом, но ребята через полгода уже и такую хотят. Ярая феминистка повадилась за каждый взгляд, с признаками выражения сексуального интереса, слать заявления в самый справедливый в мире американский суд, и ребята уже должны мисс Джуди Джонс зарплату за два года вперед.
Штурман лишь вздохнул, кивком подтвердил мою информацию, смахнул набежавшую слезу рукой в кровавых мозолях. Не перестаю поражаться красоте души русских женщин. Шагнула вперед Надежда, потеребила пальчиками рукав, прижалась слегка, шепнула несколько слов, и посветлело у парня лицо. Потянулся он к девушке, но отпрянул сразу:
– Не могу. Там командир… один… с этой.
Понимаю штурмана: последнее дело – друга в беде бросать. Вера тронула парня за плечо, взглядом обнадежила: «Все хорошо будет», – подтолкнула к Надежде, другой рукой направила Любовь в центральный отсек командира спасать. Русские женщины!!!
Вернулись в жилой отсек. Пастораль, картина маслом и акварелью. Воркуют мои ребята с девчушками. Хлопнула дверь шлюза, и ворвался дед Васильич:
– Бригадир, там какие-то с мешками прилетели: «Товалися, товалися,» – а сами наши щепки подбирают.
Колька вскочил из-за стола, рванул на груди рубаху. Молодец парень: плотник, интеллектуал, богатырь, внешность киногероя и всегда готов первым из окопа. Наткнулся на мой жесткий взгляд и сел тихо. Космос пока мирный, и пусть так будет. Воевать никогда не отказываемся, но всегда успеем, а сейчас надо договариваться.
– Иди, Витек, разберись
В странствиях по шабашкам и калымам Витька родного языка не забыл, а мордовский и китайский очень похожи: ни черта не поймешь, о чем болтают. Пока я Витьку выпроваживал, Веруня деда Васильича в оборот взяла, и Васильич уже неосторожно выговорил «нет».
Я в усы усмехнулся: «Лучше бы ты, дед, выговорил «каюк». Мне уже не надо объяснять, что любые препятствия в жизни Вера сносит напрочь грудью шестого размера и своим знаменитым «Эх!», а уж дед Васильичево тихое «нет»… Словом, скоро из спального кубрика раздались такие стоны, вопли, охи да грамогласные матерки, что мы с Колькой рты пооткрывали, ощутив свое неполное сексуальное соответствие.
По-счастью, вернулся Витька с двумя пакетами китайской жрачки и рисовой водки. Начали пробовать восточные деликатесы: тараканов в сахаре и кузнечиков на меду. И неплохо идут под рюмашку.
– Древесина в космосе, как золото на земле, – разъяснил Витька и бросил на стол солидную пачку китайских денег-юаней. – Встречается редко и стоит дорого.
Логично. Если бы не знал Витьку, поверил бы. Дремлет в парне мини-олигарх: никогда не пройдет мимо того, что можно взять и унести.
Типа, отлить за углом, я выбрался наружу – четырех бревен, как ни бывало. Вернулся, глянул на Витьку в упор. Заюлил-заерзал парень и повинился:
– Я эти бревна еще на космодроме заприметил и погрузил вместе с нашими, чтоб не присвоил какой-нибудь нечестный человек.
