– Товарищи. – Голос Манцсва сел от волнения. Он откашлялся и продолжал: – Буду отвечать по порядку. Убийство вашего артельщика нами раскрыто. Бандиты Костыркин Михаил и Сиротин Семен пойманы и расстреляны.
– Правильно!..
– Стрелять их всех!
– Верно!..
Словно вздохнула толпа.
Манцев поднял руку.
– Теперь об инженере Басове. Мы с вами вместе скорбим о тяжелой утрате. Зверье из банды Николая Сафонова по кличке Собан убили его и ограбили квартиру. Мы обезвредили несколько участников банды. Нашли похищенное имущество. Нам еще нелегко приходится, нас сыскному делу не учили. Но мы учимся даже на своих ошибках, я обещаю вам, товарищи, что в ближайшее время революционное возмездие настигнет Собана и его дружков. А теперь покажите нам того, кто на чекистов клеветал и о «черных мстителях» рассказывал.
Толпа зашумела, закачалась и вытолкнула к помосту человека лет сорока в очках с металлической оправой на птичьем носу.
– Эсер? – Манцев спрыгнул с помоста.
– Какое это имеет значение?
– Значит, эсер, – улыбнулся Василий Николаевич, – я их пропаганду сразу узнаю. Уж больно красиво врут. Милиционеров, товарищи, тоже убил Собан со своими подручными. А что касается зверств ЧК, то хочу сказать: бандиты врываются в квартиры, выдавая себя за чекистов. У них две цели: уголовная и политическая, грабеж и убийство и дискредитация ЧК.
Пожилой рабочий влез на помост, поднял руку:
– Товарищи пресненцы! Довольны ли вы ответами?
– Вполне!
– Правильно!
– Дело говорил.
– Тогда выношу резолюцию нашего собрания. Кто за полное доверие нашим чекистам – поднять руки!
Руки подняли все до одного.
В машине Манцев сказал Мартынову:
– Я, дорогой мой, сегодня испытал и острое чувство стыда, и огромную радость.
– Я думаю, Василий Николаевич, мы не охранка, надо чаще в газетах сообщать о нашей работе.
– Правильно, Федор. Владимир Ильич всегда говорил, что у партии нет секретов от народа, а мы, чекисты, – вооруженный отряд партии. Гласность. Во всем. В успехах и ошибках. Тогда нам поверят.
– Надо было, Василий Николаевич, этого, в очках, с собой прихватить.
– Зачем? – улыбнулся Манцев. – Он уже не страшен нам. Нет ничего более действенного, чем публичное разоблачение. Он не враг. А сплетни, слухи, – они всегда бушуют. Главное – разоблачить их не словами, а делом. Так, милый Федор Яковлевич, нас учит Феликс Эдмундович. Наша власть еще совсем молодая. Впрочем, и мы с тобой не старые. – Манцев засмеялся.
Машина уже въезжала на Лубянскую площадь, и Манцев спросил:
– Что с операцией?
– Квартира Васильевых под постоянным наблюдением.
– Кого вводим в операцию?
– Данилова.
– Не молод?
– Нет, парень серьезный, дерется здорово, джиу-джитсу знает, уроки брал, стреляет неплохо, а главное, его в Москве никто не знает.
– Давайте готовить.
Данилов вошел в кабинет Манцева. Одет он был необычно: черную косоворотку, шитую по воротнику белым, опоясывал наборный пояс, пиджак свисал с левого плеча, синие брюки заправлены в лакированные сапоги гармошкой.
В кабинете кроме Мартынова и Манцева сидел человек лет сорока в форменном сюртуке без петлиц, белоснежный воротничок подпирал подбородок. Было в нем что-то барское, а вместе с тем вульгарное.
– Так-с, – сказал он, – по фене ботаешь?
– Что? – удивился Данилов.
– Не та масть, Василий Николаевич, ошибся ваш гример.
– Пожалуй, да, – Манцев засмеялся, – не похож ты, Ваня, на удачливого вора.
– Вы, молодой человек, – обратился к Данилову незнакомый, – кстати, не смотрите на меня так удивленно, моя фамилия Бахтин, я криминалист и консультант у коллеги Манцева.
