Время, словно бы в наказание за освобождение от старой боли, тянулось мучительно медленно. Такси как назло не приезжало, а дома никто не снимал телефон. Я буквально умирала от неизвестности.
Летта затащила меня в круглосуточный общепит на углу своего дома.
Даже вкусный кофе никак не помогал сфокусироваться на чем-то отвлеченном, чтобы не сжирать себя изнутри.
И тут меня осенило, от чего стало ещё хуже: сегодня была годовщина по Андрею Красовскому – отцу подруги. Вот это я курица безмозглая!
Наконец, когда мы загрузились в такси, я упала головой на колени подруги.
– Прости меня, Летточка, – бормотала сквозь слезы. – Ты права, я стала эгоисткой. Всегда была ею.
Виолетта молчала, пока я, рыдая, изливала душу. Даже таксист тактично притих, уменьшив звук радио до нуля. Может сегодня какой-нибудь Меркурий ретроградный? Не припомню такого желания размазывать сопли с тех пор, как… Не важно. Сейчас не время и не место, чтобы в очередной раз думать лишь о себе. Кажется, всю свою жизнь я именно этим и занималась, забивая болт на дорогих для меня людей, которые всегда были рядом, поддерживали в горе и радовались моим успехам. А вот в моменты, когда была нужна я…
Наконец подъехав к дому, я с облегчением заметила отсутствие скорой. Значит отца оставили дома. Ну слава Богу! А вот мотоцикл, в который я чуть не влетела, брошенный у входа, оказался нежданчиком, но мне было не до него.
В комнате отца творилась неразбериха: Антонина, теть Таня и… опарыш, уговаривали Мирона Ильича не вставать с кровати.
– Папа! Ты что опять устроил? – с укором уставилась на бледное лицо своего “старика”.
Присутствующие отступили от кровати, и я смогла подойти ближе к родителю, присаживаясь рядом.
– Я… Так испугалась! – едва ли не плача, пробормотала, вглядываясь в лицо отца, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. – Прости, что меня не было рядом, – виновато пробубнила, взяв папу за руки и сжав ладони.
– Глупости! – небрежно буркнул господин Пузан. – Это всё Тоня переполох учинила. Вон, и Танечку из гостей выдернула, и Кирюшку. И тебя… – ворчал папа, но во взгляде читалась радость от того, что он не один.
Я медленно обвела взглядом присутствующих. Очкарик выглядел едва ли не хуже отца. Помятый, взъерошенный, бледный, с глубокими мешками под глазами, словно не в отпуске, а на каторге находился. И пусть не говорят потом, что это я его так замучила!
– А ты че приперся? – рыкнула на мальчонку. – Еще и подругу мою на уши поставил. Кстати! Откуда у тебя номер Красовской?
– Оксана! – с укором пожурил отец, покачав головой.
Дрыщ молча закатил глаза. Правильно – нечего перечить. Хотя… Ладно, потом с ним разберусь.
Нас почти сразу оставили вдвоем, так и не удостоив меня ответом. Тоже мне, царь болотный… Уложив и подоткнув одеяло, как мне когда-то давно, словно бы в прошлой жизни, мы немного поговорили с папой, погружаясь в воспоминания моего детства, пока Мирон Ильич, наконец, не уснул. Чувствуя себя отвратительно, я решила хотя бы раз попытаться сделать что-то хорошее и, усевшись рядом в кресло, провалилась в беспокойный сон, просыпаясь каждые полчаса, чтобы проверить дыхание и состояние отца. Под утро меня сменила Антонина, едва ли не со скандалом отправив отдыхать.
– Один с давлением лежит, не хватало ещё второй с истощенным организмом в больницу загреметь! Как вы ухаживать собираетесь, когда на ногах едва держитесь? – тихо зашипела на меня медсестра, чтобы не разбудить отца, и я сдалась.
