Ильич дослушивает меня и задумчиво разглаживает свои густые седые усы.
— Она на тебя обижена, Арсений.
— Да, — туплюсь в набор железок, — я тогда много лишнего наговорил. Удивительно, что она вообще вещи не собрала и не ушла.
— Я догадываюсь, почему она не ушла. Она тоже тебя любит. Но она девочка. Она суеверная, обидчивая, ранимая и гордая. И пока она будет показывать свою гордость перед тобой, растопчет ее перед другим. Ты как мужчина должен уберечь ее от ошибок. Не надо становиться для нее рыцарем. Стань защитником. Ей будет достаточно. — Он ободряюще сжимает мое плечо и встает. — Ты только не отворачивайся от нее. Хуже сделаешь.
Доведет — точно сделаю…
Переварив советы Ильича, принимаюсь за ремонт байка. Свожу Пинкодика вечером на пикник за город. Пусть отдохнет от душного города. Может, просыпаться начнет.
До самого вечера ковыряюсь в машинах, разгребаю завал и между делом занимаюсь своим байком. Только в восемь плетусь в душ. Отмываюсь от машинного масла, переодеваюсь и завожу своего зверя.
— Опять на коне? — посмеивается Ильич. — Не гони сильно.
Надеваю шлем, газую, наслаждаясь металлическим ревом, и выскакиваю из гаража.
Город тонет в сумерках, когда я несусь сквозь лабиринты переполненных машинами улиц. Лавирую в потоке городского автопарка, протискиваясь в гудящих заторах, обгоняя зевающих автомобилистов, проскакивая мимо зазывающих рекламой витрин, огибая бесконечные перекрестки и ныряя в подворотни.
Притормозив возле дома, снимаю шлем и задираю лицо. В окнах темно. Неужели Пинкодик так расстроилась, что легла спать пораньше? Как будто Цукерман того стоит!
Поставив байк на подножку, пересекаю двор и вбегаю в дом. Быстро поднимаюсь вверх по лестнице, не дожидаясь лифта, тихонько ковыряюсь ключом в замочной скважине и вхожу в квартиру. Бесшумно откладываю шлем, снимаю кроссы и подхожу к комнате Пинкодика. Дверь открыта, кровать заправлена.
Напрягшись, иду в гостиную, на кухню, проверяю свою спальню, ванную, туалет. Ее нет. Зажигаю всюду свет и обнаруживаю, что в ее шкафу не хватает нового клубного платья и туфель.
— Черт!
На часах почти девять. Эта дурочка все-таки отправилась в «Голд-Ост»! Набираю ее, но бессмысленно. Она отключила телефон.
— А-а-ар-р-р!!! — Кулаком ударяю в стену и морщусь от острой боли в захрустевших пальцах. — Какая же ты идиотка, Пинкодик…
Лбом прижимаюсь к стене и закрываю глаза. Нет, ее не выбросить из головы. Улыбка, шутки, голос, манеры, запах… Я пропитан ею, будто наказанием.
Срываюсь с места, быстро обуваюсь, беру шлем и выскакиваю из квартиры. Хватит игр! Это моя девчонка. И за нее я Цукермана в порошок сотру!
9. Глава 9. Вася
Под долбящую по барабанным перепонкам музыку я протискиваюсь сквозь пульсирующую массу дрыгающихся пьяных тел с разгорающимся в эпицентре возбуждением. На входе было достаточно назвать имя, как его нашли в списке приглашенных и меня впустили в это царство разврата, где сегодня бал правит Лекс Цукерман.
Как же скучно я живу, не зная, сколько людей в нашем городе готовы отдаться во власть одной ночи, насладиться моментом, не неся никакой ответственности. Быть ведомыми алкоголем, никотином, всеобщей истерией. Беспрекословно следовать по воли слабой плоти. А сколько таких людей во всем мире?!
Миллионы людей жаждут запретных удовольствий. День за днем, час за часом. Дома, на лекциях в универе, в душном офисе, в вагоне метро. Фантазии, питаемые аморальностью от экрана до улиц, осиным роем будоражат склонность к греху. Нещадно, но сладко жалят. Взращивают в головах навязчивое желание ломать стереотипы, переступать грань дозволенного. Тащить в постель все, что шевелится, ловя дешевый мимолетный кайф от пикантности происходящего.
