Пустая бутылка ушла в воду, как точка в приказ о неполном служебном соответствии.
Забеременела Бетти быстро. Пока я тянул с вопросом стерилизации, нерегулярно заглатывая подозрительные, ценою с прессованную бриллиантовую крошку пилюли, Бетти как-то особенно раскипятилась, добавила прыти, налегла, и я дал течь. Через пару месяцев вышел вердикт: готовьтесь стать отцом. В ответ я блёкло просиял.
Если говорить о счастье, то самый близкий к этому понятию период моей семейной жизни – это вторая половина первой беременности Бетти. Ночная повинность тогда сошла на нет. Зорко присматривавший за мною Центр тут же забеспокоился: никаких любовниц! Никаких фокусов на стороне! Упаси Бог! От этих Стайронов не знаешь, чего и ожидать. Проколешься – они взбрыкнут, затеют развод, а ты нам слишком дорого обошёлся. Так что крепись, русский солдат, дадим тебе капитана и медаль «За трудовые заслуги». Стисни зубы да терпи год за два.
Первенца назвали Майклом. Получился жопастеньким, российским. Нашего брата кто повнимательней всегда может определить по щекам и по заднице. Фирменный стиль.
Ребёнок перевернул мою жизнь. Нет, я не влюбился в Бетти, меня по-прежнему не тянуло к ней в объятья, и ночные упражнения оставались упражнениями, но сын сделался точкой притяжения. Томас Кук оказался заботливым отцом.
Семь бед – один ответ. Через полгода после рождения Майкла Бетти понесла второй раз. Снова возникла передышка на четыре месяца. Я раздобрел, сошли тёмные круги под глазами, и порывы ветерка с Северного моря некоторое время не валили меня с ног. У нас родился Антуан.
Двойная радость в доме и новая, пуще прежней ночная агрессия на мою половину кровати. Я пробовал пить и приходить домой на бровях. Бетти полюбила и пьяного. Тогда я заделался сильно верующим и вознамерился строго придерживаться постов, особенно тех, когда нужно воздерживаться не только от еды. Бетти приняла ситуацию с пониманием. «Не согрешишь – не покаешься, – говорила она и добавляла: – Каяться вместе будем, а грешить я тебе помогу…» Вдобавок в пост ей хотелось особенно часто. Бог не оправдал моих надежд. С постами пришлось покончить.
А пацаны росли. Ходили в зелёнке и рисовали на обоях. Пачкали одежду и светились диатезом. После похода в зоосад им завели черепаху и аквариум с меченосцами. Словом, текло такое же детство, как и у остальных, не шпионских детей. В Центре успокоились и на стерилизацию больше не намекали. Да и поздно было намекать. И как на потенциального гуляку-изменщика на меня тоже махнули рукой.
Дети с неба не падают и даром не достаются, они заполняют твою жизнь целиком, оставляя ничтожно мало на всё остальное, в том числе шпионаж. Дети душу мотают отменно. Один только требовательный рёв чего стоит. А слёзы обиды? Сопли жалости?.. И чего только нет в их бесконечном арсенале! Как забыть, как вычеркнуть из воспоминаний простудившегося с подозрением на круп двухлетнего Мишку, когда мы с Бетти, боясь как бы он во сне не захлебнулся соплями, устроили в кресле гнездо из подушек, зафиксировав его вертикально, и несколько ночей подряд, сменяя друг друга через каждые два часа, следили, чтобы он спал сидя. Или когда в бродячем зверинце его же, четырёхлетнего, цапнула за палец облезлая до полной плешивости обезьяна. Каждый укол от столбняка (или чего там ещё?) был для меня больнее, чем для него самого. Или когда Антуанушка, совсем ещё кроха, затеял в «Вестфилд» игру в прятки и притих в примерочной секции женского белья «Интимиссими». Ну как его можно было там найти, не сойдя с ума и не наделав переполоху голым дамочкам? Или как он надел выцветшую футболку старшего брата с акулами и дельфинами и по нашим физиономиям – моей, Беттиной и его самого – растеклись гордость и счастье от того, насколько он вырос. Или когда Майк принёс в дом дохлого котёнка и требовал разбудить его и накормить. Или… Да сколько их было – этих «или»! И скольких ещё этих «или» лишил меня кто-то, сдав британской контрразведке!
