– Ладно, я тоже ошибся, – не оборачиваясь, признался он, – ведь слышал голоса, только подумал, что они доносятся с востока от причала. Во всем виноват туман.
Шэй принялась грести, а ее отец длинным веслом направлял лодку нужным курсом. Он стоял, расправив плечи, принюхиваясь к воздуху и следя за колебаниями воды. Он знал приливы лучше всех на реке, и Шэй восхищалась точностью его движений. Они пересекали реку, направляясь к южному берегу, где было спокойнее. Отец издавал низкие переливчатые свисты и порой получал ответные сигналы. Когда они преодолели ярдов пятьдесят, из тумана выплыл голос:
– Ты, что ли, Лонан?
– Да. Не видел тебя, Джон, весь вечер. Ты пустой?
– Пустой. Возил компанию к Вестминстеру, да вот надо бы найти еще какого-то пассажира, прежде чем возвращаться домой.
Джона скрывал туман, но Шэй слышала ритмичные удары весел, удерживающие лодку на месте.
– У пристани Ботольфа ждут три господина. Вполне богатые на вид, на запад им надобно.
Шэй не уловила в голосе отца никакого неодобрения, однако невидимый Джон рассмеялся и спросил:
– Но?
– Игроки, и я сомневаюсь, что их игры на этот вечер закончились.
Слова ее отца замерли в молчаливой паузе.
– Спасибо, Лонан. Пожалуй, для игр сегодня мне уже поздновато, наверное, поищу лучше на других пристанях кого-нибудь менее игривого.
Южный берег реки. Мост – это слово крутилось на кончике языка: близкое, но ускользающее. Из тумана появились и в нем же растаяли спящие лебеди. Днище лодки коротко скользнуло по гравию, вынеся из воды ее клюв и сложенные по бортам крылья, и Шэй увидела, как открылся и закрылся тусклый глаз.
– Птицы – боги, – прошептала она.
Южный берег реки принадлежал животным. Лонан вел их достаточно близко к Саутуарку, они слышали даже блеяние овец. Какой-то злополучный фермер прибыл после закрытия моста и сегодня ночью будет спать в согревающем кругу своей паствы. В богатых владениях на берегу реки лаяли сторожевые собаки, а в тех, что победнее, шипели гуси. Восточнее, ниже по реке, слышались мычание быков и сопение и рев медведей. Завтрашнее развлечение заявляло о своем существовании, возможно, в последний раз.
– Ты припозднилась сегодня, – заметил Лонан, – я подходил к причалу пару раз. Мы едва успеем на Мурмурацию[6].
По его голосу Шэй поняла, что он пытался удержаться от упреков.
– Я нашла новую работу, – сообщила она, – странное занятие, но платят по два пенса. Буду грести изо всех сил, и мы появимся там раньше скворцов.
Ее отец, склонившись к рулю, направил лодку подальше от берега. Колючая путаница гнезда лысухи мелькнула под нависающими корнями.
– Ты видела птиц в своих блужданиях? – спросил он.
Не желая волновать его, она не упомянула о птичьей лавке. Зато рассказала, что возле Грейс-Инн-роуд видела пару сапсанов. Когда она увидела их, ее сердце радостно забилось, и ее радость в основном объяснялась тем, что она сможет рассказать о них отцу. Он давно любил соколов, но теперь они редко залетали в центр этого шумного и задымленного города.
– Идущие с севера повозки завезли в поля мышей, – пояснила она, – и сапсаны долго охотились на них.
Ей хотелось бы описать, как на ее глазах птица преображалась, как она превращалась из парящего в небе существа в беспощадного охотника, стремительно – вращаясь и ускоряясь – падая вниз, а потом, выпускала лапки, хватала добычу и, скользя над землей, улетала с вялым зверьком в когтях.
