– Я все понимаю. Садись, и вы тоже.
Курдюк садится не стал:
– А где Паша Паперный?
– Вашего заводчика уже парят. В бане он. – Ответила Мака.
– Ну, девка, ты не права, – зло заметил полковник: – Этого я тебе так не оставлю.
– Помолчи, Ванька, Паперный нам здесь не нужен. Он бумагу у Кащея не подписывал, пусть пока отдохнет.
– Какую бумагу? – дрожащим голосом спросил Стеколкин. Это были его первые слова после встречи с «партизанами».
– Не делай из себя придурка, Славка. В этой бумаге вы признались, что замочили мэра, – пояснила Мака.
– Ах, вот в чем дело. – Сообразил Максюта: – Генка, оказывается, трепло. Не думал…
– Приедет из своих Америк, разберемся. – Мрачно пообещал Курдюк и, наконец, уселся.
– Не приедет, – возразила Мака.
– Как не приедет? – Стеколкин сообразил, что убивать его не собираются, и немного осмелел.
– Кащея больше нет. Все его дела завершу я. Слушайте и не перебивайте. В воскресенье выборы. Если Славку прокатят, а выберут опять Постного, вы его замочите.
Курдюк вскочил с кресла:
– Спятила!?
– Сядь и не дергайся. Вам и мне нужен цементный завод. Это большие бабки. Доли, как вы договорились с Кащеем, половина ваша, половина моя.
Полковник медленно опустился в кресло:
– Скажи, где Кащей?
– Он на небесах.
– Врешь.
– Ванька, будешь хамить, позову ребят, они тебя научат хорошим манерам. Мало получил?
Курдюк потрогал затылок и поморщился. На месте удара выросла большая шишка:
– Твои скоты еще и руки распускают.
– Нечего за пушки хвататься. Пули никто не хочет. – Резонно заметила девушка.
– Где Кащей? – Допытывался полковник.
– Какая разница? Нет его. – Упрямство милиционера начинало Маку злить: – Вы лучше подумайте, как выборы выиграть…
Курдюк кивнул на Стеколкина:
– Пусть старается. Это его проблемы.
– Не выберут меня. Постный место насидел, его народ знает.
– Помолчи, Славка. Не выберут, убирайте Постного.
– Ты чего-то не понимаешь, красавица. – Максюта налил себе в рюмку водки и залпом выпил.
– Что я не понимаю?
– Мы не киллеры, а руководители администрации. Мочить людей дело Кащея и его ребят. Взялась за мужские игры, сама и действуй.
– Хорошо, Постного замочу я, а вы сядете. Он еще будет дышать, а ваше признание ляжет на стол генерального прокурора в Москве. И завод достанется мне, как и все в городе, что приносит бабки.
Максюта дожевал соленый огурец и оглядел Маку:
– Шустрая какая! Почему тебе?
– Для недоразвитых, могу популярно объяснить. Вы в тюряге. Постного нет. Я за бабки сажаю своего мэра. А дальше как по маслу. У нас намечается капитализм и вся госсобственность пойдет с молотка. А у меня бабки и власть. Понял, Данилка?
Максюта покривился. Фамильярное «Данилка» его покоробило:
– И откуда ты взялась такая шустрая?
– Я на улице росла, меня курица снесла. Слышал такую песенку?
Полковник потрогал еще раз свою шишку и заговорил уже совсем другим тоном:
– Подожди, такие дела требуют времени.
– Времени осталось в обрез. После выборов я с вами больше говорить не буду. Если Постный опять станет мэром, через три дня должны состояться его торжественные похороны. От вас зависит, понесете венки за гробом или покатите на воронке в Москву. Пока, ребята. – Мака встала и медленно пошла в лес. Возле освещенной костром ели остановилась: – Ваши ружья, господа охотники, у егеря. Приятного пара в баньке. – И скрылась в чаще. Вместо нее в свете костра возник Никитка. Егерь едва держался на ногах:
