— Как можно?! Он для блага всего общества трудится, не безымянно и не безвозмездно! Изъянкин — литературно-музыкальный ювелир, гранильщик самородных алмазов! Без него сколько успешных ныне творений никогда бы не дошли до зрителя!
— Значится, нет его здесь. Ясненько, — вздохнула Яга. — Режиссера нет, автора нет, художника нет, круг подозреваемых сужается… А этот франтик весь в белом, почто в зале околачивается? Ежели зрителей не пущали, энтот откель здесь? — следовательница недобрым взглядом просверлила явно не нуждающегося в деньгах господинчика, высокого лощеного брюнета с букетом бледных роз.
Кто хоть немного разбирался в роскоши или в букетах, мигом оценил, что чёртова дюжина таких роз стоит больше, чем полновесное жемчужное колье. Сорт Кощеев румянец называли «холодным» не столько за едва заметный пепельно-розовый оттенок, благодаря которому «белые» розы, впечатляли нездоровыми серыми тенями с розовыми бликами. Маги-садовники сумели скрестить их с орхидеями, и такой букет без ущерба мог простоять несколько месяцев, сохраняя свежесть… и сходство с бессмертным прототипом, как говорят, особо привечающим такие розы в своём саду на Чёрной вилле.
Кто правильно понял этот знак, уже не заострял внимания на величине бриллианта в галстуке, не присматривался к гербу на перстне-печатке, не восторгался покроем белого костюма-тройки, не завидовал блеску лаковых штиблет и не удивлялся надменности смуглого красивого лица с тонкими усиками. Мажор и есть мажор. Впрочем, сейчас он был слегка в миноре — волновался за спектакль и особо за…
— Ах, это мой постоянный слушатель, — изобразила смущение примадонна. — Как уверяет он сам — преданный обожатель оперы!
— Так и запишем, «хахаль», — буркнула баба-Яга.
— Да как вы смеете! — щёки Оралинды запылали по-настоящему. Так что огневеду стоило бы подтянуть поближе огнетушитель во избежание новых бедствий.
— Я не хотел вмешиваться! — тихо, зловеще-проникновенно зашипел объект их спора. — Но вы не смеете так непочтительно говорить с дамой, наделённой таким… таким… божественным талантом! О, моя птичка, не бойся, я защищу тебя от любых подлых подозрений!
— Пока нет надобности, — сухо ответила Яга. — Не трать запал, милок. Сейчас я подозреваю всех одинаково, и тебя тоже. Представься лучше. Чьих будешь?
— Что значит «чьих»? Я вам холоп? — возмутился красавчик и чуть не стукнул следовательницу букетом. — Да я…
— Чьих кровей сынок? — уточнила следовательница. — За версту видать, что ты — богатая детка, вот только чья?
— Я — Аль-Берт-Цин ибн Лукум, наследник…
— Всё понятно. Мармеладкина сынок, Альберт Лукич, значится. По батюшке — купец высшей гильдии. Но, поскольку рождён от третьей жены Фатимы Рахметовны, дочки султанского боевого джинна, толку из тебя, видно не будет в семейном бизнесе, так? Сладких миллионов на побрякушки хватает, а для души чем занимаешься? На карманные денежки шикуешь, как маленький, али уже самостоятельное дельце какое прикупил?
— У меня есть ночной клуб «Восточные сладости».
— С гуриями вокруг шестов?
— А как без них?! — возмущенно шипел Аль-Бертик, стараясь, чтобы его анкетные данные не слышала вся площадь. Впрочем, всё сказанное вне сцены, в «гоблиново ухо» не попадало. В динамики шел чистый звук, даже без шума зрительного зала.
Следовательница понимающе хмыкнула. Спросила, что поклонник видел? Не заметил ли чего интересного на сцене?
