– Санечка, успокойся, пожалуйста, – обратилась Алла к животу. – Нам с тобой еще за Катенькой в секцию идти.
Дочка занималась художественной гимнастикой. Подавала большие надежды, поэтому даже летом, когда остальные дети отдыхали, тренировалась. Все, что Алла делала в этой жизни, было для нее. Самой ей хватило бы самого малого. Она с детства привыкла во всем себе отказывать.
Каратист внутри нее для порядка еще попинался, чтобы дать понять, кто тут главный, но вскоре затих. Алла свистнула Бонниту. Собака породы бигль тут же примчалась и стала припрыгивать. Именно такую хотела дочка, уверяла, что будет о ней заботиться. Алла купила, хоть и понимала, что Катенька быстро наиграется в мамочку милой псинки и подкинет ее «бабушке». Так и вышло. Девочка обожала Бонниту, играла с ней, но и только. Заботилась о ней Алла. Но что поделать? У Катеньки и времени на это нет. Школа, общеобразовательная и спортивная, занятия по вокалу, английский с репетитором. Ребенок тотально занят. Но по своему желанию. Алла ни к чему не принуждала. А поддерживала – во всем.
Она прицепила к ошейнику Бонни поводок и вышла из квартиры следом за собакой. Та мчалась впереди, лая, прыгая, поскуливая, хорошо, не пописывая. Научилась с возрастом себя сдерживать.
Катюшу Алла родила от нелюбимого. И это если мягко сказать. Точнее и грубее – от насильника. Она повторила судьбу своей матери. Над той тоже надругались, она затянула с абортом, поэтому дала ребенку жизнь, но не любовь. Аллу мать ненавидела, видела в ней своего насильника, била, унижала, но в детдом не отдавала по двум причинам. Первая, очевидная: из-за денег. Матерям-одиночкам пусть мало, но платили, а еще добрые люди помогали кто чем мог. Но была и вторая: через девочку она как будто мстила своему насильнику. Хлеща ее по лицу, она давала пощечины тому, кто надругался над ней.
Алла терпела издевательства долго – пока не поняла, что чаша переполняется. Еще немного, она сорвется и… Убьет мать! Она ненавидела ее так же сильно, как та свою дочь. И Алла после очередного избиения решила действовать. Мать лупила ее больно, но аккуратно. Как в ментовке, не оставляя следов. Никто и не думал, что девочку истязают. Она иногда была в синяках, но маленьких, у каких детей нет таких? А ободранные коленки или локти? Все носятся, падают. Не скажешь, что Аллочка стояла до ночи на четвереньках на бетонном полу, вымаливая прощение за разбитую чашку или грубое слово.
Мать выпивала и не работала, но она не устраивала концертов, мужиков не водила. Умело давила на жалость. И делала вид, что заботится об Аллочке. Та всегда была пусть в поношенном, но чистеньком. При всех она угощала дочь печеньем, яблоками, пирожками. А дома морила голодом и заставляла стирать и свою, и ее одежду.
Когда ненависть к этой садистке начала выплескиваться, Алла воткнула в себя нож и побежала к соседям. Она кричала, заливала кровью лестничную клетку, теребя рукоятку, билась в хорошо продуманной истерике. Потом, когда ей открыли, лепетала, что мама не со зла так поступила, она просто воспитывала. Алла сама виновата, она порвала юбку. А под ней попка в красных полосах. Обычно к утру они проходили. Но свежими выглядели устрашающе. Алла привыкла к следам от порки на своем теле, а нормальные взрослые люди нет.
Соседи вызвали полицию и «Скорую». Мать и дочь забрали. В больнице Аллу навестил детский психолог. Девочка такого ей порассказала, что у женщины случилась истерика. А Алла при этом лишь чуточку привирала.
