— Вашество, вы целы? — заорал, как потерпевший, Гансо, подскочив первым, но встретившись со мной взглядом, стушевался и кашлянул. — Простите, ваше всемогущество. Переволновался.
— Бывает, — кивнул я и обратился к Стэбу: — Что с охраной, Бер? Почему по моей спальне посторонние шастают с холодным оружием наперевес? — я демонстративно поигрывал зажатым в пальцах кинжальчиком, держа его за самый кончик лезвия.
— Караульные на местах, но странное с ними, ваше всемогущество, — матерый черноусый оборотень-медведь, габаритами превосходящий почти всех своих подчиненных, ответил глухим басом, от которого, кажется, каменные стены вздрогнули. Дали же боги мужику голос! — Как будто кто-то украл их разум. Вроде бы здесь, а вроде и нет. Мы не стали без опытного мага их трогать, а то мало ли…
— Защитные артефакты?
— При них, но не сработали. Может, разрядились?
Ругаясь про себя, поднялся и вышел в гостиную, стараясь не показывать, что ноги подгибаются от слабости и хочется мне только одного — прилечь и свечку в кулаке зажать.
— Несите их сюда.
— Артефакты?
— Гвардейцев!
Сей миг в гостиную привели похожих на сомнамбул ребят. Надежных и знакомых мне еще по прежним временам. В их верности я ни на миг не сомневался. Ногами они перебирали самостоятельно, а вот остекленевшие взгляды рассказали о многом. Чтобы привести караульных в себя, применил простейшее средство: влепил по увесистой оплеухе каждому.
— А что, так можно было? — удивленно поинтересовался один из стражников, но тут же сник под суровым взглядом командира.
Оба освобожденных от контроля принцессы гвардейца кривились, моргали и не понимали, что происходит, и где они находятся.
— А…
— Э…
— Вы подверглись ментальной атаке ламеянки, — пояснил, упреждая вопросы.
— Откуд здесь взялась ла… — Гансо тут же спохватился, вспомнив, кем была мать Ваэллы. — Принцесса ламеянка?!
— Она самая, — подтвердил я.
Гвардейцы наперебой закивали и сморщились. После такой мощной ментальной атаки их головы, должно быть, раскалывались от боли.
— Бер, отправь их к лекарю и смени охрану по всему дворцу. Тех, кто был на постах, пусть проверят маги. Им могли отдать отложенный приказ, — распорядился я.
Когда нас с секретарем оставили одних, я тяжело опустился на кровать и попросил:
— Гансо, вызови Абсида Консунта. Срочно.
Секретарь хотел было что-то сказать, рассмотрев мое состояние, но не стал тратить время. Кивнув, бегом вылетел за дверь. Вернулся он минут через десять в сопровождении седобородого старца с медного цвета кожей, крючковатым носом и в традиционной остроконечной шапочке из дорогой парчи, расшитой бисером, без которой я его никогда не видел. К тому времени я уже лежал пластом и едва мог шевелиться и говорить от слабости.
Иррантиец Абсид Консунт тоже служил еще при моем отце, но в отличие от гардеробмейстера, от него было куда больше толку. Осмотрев, он напоил меня тремя разными зельями, и стало получше. Я даже смог сидеть и разговаривать, опираясь на подушки.
Через полчаса в моей спальне собрался настоящий консилиум.
— Это акклиматизация. Нельзя невозбранно перейти в другой план мироздания и вернуться в столь краткий срок. Следовало бы выждать сутки-двое, но и этого времени недостаточно, чтобы обойтись без последствий, — авторитетно заявлял убеленный сединами врачеватель.
Как и остальные, он внимательно выслушал рассказ о моих приключениях и о попытке Ваэллы меня привязать, использовав древний обряд. Умолчал я только о том, что ритуал единения судеб уже состоялся, а татуировка на груди спряталась, повинуясь одному моему желанию. Моя личная жизнь — это моя личная жизнь.
