– Это не в моей юрисдикции… – раздражённо отозвался министр. Он развалился в кресле и медленно расстегнул мундир. Его нервозная усталость булькала где-то в груди, рискуя каждую секунду вырваться наружу, вылившись волной ненависти.
– Знаю… – Александр прикрыл глаза, воскрешая в голове образ Додика. – Я без претензий. Я поговорю с ним. Не беспокойся. Есть шансы узнать, что замышляют лошарики? Опять молодёжи хочется вершить революцию?
– Ага, – кивнул Михаил, вытягивая ноги. – Как там было? «У того, кто в шестнадцать лет не был радикалом, нет сердца; у того, кто не стал консерватором к шестидесяти, нет головы»? Какие-то у нас все больно сердечные…
– Ну, а что ты хотел? Чтобы все было легко и просто? Это наши избиратели, и мы обязаны их любить и уважать, насколько отвратительными они бы ни были. – Саркастично исказил собственный лозунг Александр.
– Знаешь? – уже меланхолично заметил министр. – Иногда политика напоминает мне многолетний брак с еврейкой.
– Почему с еврейкой?
– Чем больше живёшь с ней – тем больше должен…
– Не смешно… – отмахнулся Александр.
– Знаю, зато правда. Обоюдные претензии растут, ненависть тоже, а дети, ради которых всё и затевалось, ничего, кроме разочарования, не приносят.
– Друг, ты становишься брюзгой… – усмехнулся президент. – Ещё немного и пора будет на пенсию.
Министр тяжело вздохнул и закрыл ладонью глаза.
– Я на тебя посмотрю. Я пока не могу сказать тебе что-то более конкретное, но мы обязательно выясним всё и подготовим отчёт. Нужно будет реагировать быстро и жёстко. Иначе хана. И поговори ещё раз с Додиком. Он подробнее все расскажет про их операцию. Но ходят слухи, что они в ближайшее время введут программу «Джуниор».
– Таки да?! Они даже на это деньги нашли?!
Михаил подавленно кивнул.
Вдруг интроком завибрировал. Александр посмотрел на экран:
– Мне пора, прости. Позже поговорим.
– Хорошо. Я постараюсь всё выяснить… – Министр поднялся и, махнув на прощание рукой, выскользнул в коридор.
Александр посидел ещё несколько секунд, избавляясь от неприятных мыслей, которые могли помешать предстоящему мероприятию. Отправив содержание разговора и вызванные им эмоции в хранилище у себя в голове, он улыбнулся, и с довольным видом вызвал водителя.
Максим достал любимую приставку и осторожно воткнул провод в старенькую панель телевизора. У него было всего две игры для этой приставки, да и те он прошёл уже несколько раз. Несмотря на мамин запрет, он частенько шлялся по помойкам в надежде найти выброшенную карточку с игрой – приставку он добыл именно так и теперь постоянно восстанавливал. Бабушка даже считала даром его умение разбираться и ковыряться в технике. Удивительно. Там же всё было так просто… Просто бабушка плохо видела, поэтому она не понимала, как там все устроено.
Экран медленно загорелся, и перед мальчиком возникло изображение старинного европейского городка, по которому ему предстояло путешествовать вместе с главным героем. Максим никогда не был заграницей, но был уверен, что там очень красиво и люди носят только старинную одежду. Вообще последнее время были очень популярны ремейки старых фильмов и игр. Максиму, которому удалось реанимировать древний бабушкин компьютер, позволявший смотреть оригиналы, это казалось странным. Ведь старые версии были самыми настоящими.
Он часто представлял себя героем того или иного фильма или игры, воображал, что однажды из щуплого бледного мальчишки превратится в спецагента или командира космического корабля. Мальчик рисовал будущие приключения на старых обоях и с гордостью показывал их бабушке – пожалуй, единственному близкому человеку. Других детей в их районе почти не было. Максим не понимал этот феномен, но бабушка говорила, что это из-за бедности. Никто не хотел иметь дело с большим количеством проблем. Кроме того, в народе витала надежда, что вскоре Теломеразин разрешат и его можно будет принимать в любом возрасте. При этом многие женщины были убеждены, что он поможет только бездетным. Странный предрассудок, но он, усиленный интернет-форумами и слухами, захватывал всё больше умов.
