– Неправда! Ничего я не забыл. Просто без него нам лучше. Правда, дед?
– Арик сидит в углу и молчит, – продолжает Ася. – И все молчат вместе с ним, только компьютер гудит… Додик принес тортик, я накрыла на стол, попили чаю; молча, без разговоров. Потом Додик немного рассказал о своей работе – если бы я хоть что-нибудь поняла – попрощался и посмотрел на Веру: «Проводи меня».
– И она пошла? – не выдержал Юра.
– Конечно. Ребенок хочет домой вернуться. Нервничает, боится, что его не примут.
– И что Вера потом рассказала?
– А ничего. Только спросила: «Вы почему не разрешили ему придти, тогда, с ней? Она бы все равно не пришла». – Помолчала и добавила: «Он сегодня ночует у Илюши – это друг детства. Она его прижала к стенке: или разводись, или уходи». – Спокойная, даже улыбается; наверное, знает что-то такое, что мне не дано понять… Я бы никогда не простила и не позволила вернуться.
– Ну-ну, – это было первое и последнее, что сказал Арик за весь вечер.
Ещё через месяц в пятницу рано утром разбудил телефонный звонок. Звонила Ася:
– Обязательно приходите сегодня на кабалат-шабат («встреча субботы» на иврите).
– Что-нибудь случилось? – спросил Юра, зевая.
– Блудный сын вернулся. – Юра спросонку не понял. – Что-что?
– Додик… – дальше можно было не продолжать. Юра улыбнулся: «Мудрая Вера!»
Вечером того же дня в гости к родителям мужа пришла спокойная, улыбчивая, неторопливая Вера с двумя детьми. И право же не так-то легко было сказать, особенно если «закрыть глаза» на разные вес, рост и голос, кто из детей младший, кто старший. Юра замкнул рот на замок и едва сдерживал улыбку, наблюдая за мудрой Верой, которая ужасающе старательно делила себя, свое внимание, свою любовь между нахальным, как всегда, Бобби и спокойным, немного отрешенным – как после тяжелой болезни – Додиком. А чуть позднее Юра поймал себя на странной мысли: «Нет, нет, нет! Этого не может быть: они ревнуют и стараются притянуть к себе внимание Веры. Просто Бобби делает это легко и привычно, а Додик так стесняется, так старательно прячет свои чувства, что становится смешно и неловко за этого большого ребенка».
* * *
Сегодня был «в руках», т. е. на приеме у сравнительно молодой – примерно 45 лет – веселой, обаятельной и высокопрофессиональной женщины-физиотерапевта. Уже несколько сеансов она пытается избавить меня от шума в левом ухе и параллельно подправляет кое-какие мелочи в моем не очень молодом теле – я всего на пару лет моложе Юры, но заметно старше Аси и Арика. Я очень удобно лежал с закрытыми глазами, а она в это время что-то выдавливала из моего живота, старательно и болезненно разминала правую ступню, потом что-то делала под коленкой и это было очень больно. После этого – грудная клетка, голова, шея, какие-то точки позвоночника, снова ступня. И хотя было не всегда приятно, а иногда просто больно, я все время дремал. В один прекрасный момент я почувствовал себя маленьким ребенком в руках у любящей матери. Это было так удивительно хорошо, что я рассмеялся, чем искренне порадовал моего физиотерапевта.
Вера, сколько Юра её знает, всегда одинаковая: маленькая, худенькая, неспортивная. Минимум косметики, одета «маломодно», сама себе уделяет очень мало времени. Грустные, но постоянно улыбающиеся глаза, не самые правильные зубы, тихий голос. С домоводством без удовольствия, но управляется. Додик – чуть выше, узкоплечий. У него густые курчавые волосы, острые черты лица, взгляд в вечность и внутрь. Обычно говорит еле слышно, но иногда переходит почти на крик, сам не зная, почему именно в этот момент. Когда Юра его впервые увидел, Додик был вполне упитанный. Трудно было поверить, но совсем недавно он был такой худой, что его даже в армию не взяли «
