– Мадам, куда же вы?! На кого же вы бросили меня с эклерами? Для вас я еще и фруктовый салатик взял… – Голос у мужчины был приятный, с теплыми нотками.
Катерина растерянно оглянулась, не веря, что слова обращены к ней.
– Смотрите, какая искусительная вишенка!
«Бульдожка» сделал приглашающий жест к столу.
– Спасибо, но это, право, лишнее для меня.
Катерина начала оглядываться на Дениса, будто ища в нем поддержки. Но брат увлеченно беседовал с двумя новыми персонами – сногсшибательной женщиной и лощеным мужчиной. Женщина заливисто хохотала, демонстрируя «голливудский» оскал полнейшего жизненного благополучия.
Катя обреченно вздохнула и приняла из рук «бульдожки» тарелочку.
– И еще шампанское, а? – подмигнул ей тот.
Официант прилежно исполнял свои обязанности. Лицо его было непроницаемо. Подавая Кате бокал, Петруччо сдержанно улыбнулся. «Да нормальный парень! Привыкла видеть все в черном цвете, приписываю людям худшие мысли и намерения. С этим надо что-то делать», – подумала Катерина и чокнулась с «бульдожкой», который протянул к ней свой бокал.
– За знакомство!
– Да уж… Довольно болезненное для вас, – промямлила Катя.
– Чепуха, – отмахнулся дядька и залпом выпил шипучку. Поморщившись, представился:
– Евгений. Онежский Евгений.
«Господи, помилуй! Мне нужно сказать, что я Татьяна Ларцова?!» – мелькнуло в голове Катерины, и она, не сдержав смешок, представилась как Эльвира. Ее так и подмывало сказать, что она Эльвира Козявкина (эту фамилию носила ее соседка – редкостная, между прочим, красавица), но Катерина ограничилась именем.
Онежский всунул в рот целую корзиночку с кремом и, жуя, хитро уставился на новоявленную Эльвиру. Складки вокруг его рта, на шее, на лбу ходили ходуном. Катя снова беспомощно обернулась на Дениса.
– Это ваш муж? На которого вы беспрестанно оглядываетесь? – прожевав, спросил «бульдожка». Для Кати он все же остался человеком с этой кличкой.
– Это мой брат. Загадочная и неординарная личность. – Катя прищурила глаза и даже прищелкнула языком, чтобы Онежский в полной мере оценил значительность ее брата.
– А вы, значит, ординарная личность? – хмыкнул «бульдожка», откусывая половину эклера.
Катя внимательно посмотрела на жующего собеседника – на его простодушном лице не было и тени издевки, только любопытство и доброжелательность.
Катерина вздохнула:
– Я – самая ординарная.
Дядька вытер рот салфеткой и заявил:
– Вранье! Я еще не встречал ни одного ординарного человека. А встречал я в силу профессии такое количество людей, что… – он присвистнул и вскинул руку.
– А что за профессия? – игриво спросила Катя, чувствуя, как коварное шампанское ударило в голову и побежало к ногам. «Опьянеть, не приступив к работе, – это просто нонсенс! Как, впрочем, и вся моя жизнь…»
И вдруг Кате стало легко. Ей хотелось смеяться и говорить глупости такому милому «бульдожке».
– Я фотограф-портретист, – сдержанно, но веско сказал Онежский. – А вы наверняка пресс-секретарь какого-нибудь мелкого чинуши от масс-медиа?
– А вот и нет! Я журналист! Этот… фрилансер, – вспомнила Катя красивое слово.
– Понятно, – хмыкнул «бульдожка». И Катя почувствовала, что ему и в самом деле все про нее понятно.
– А ваш неординарный брат чем занимается? – поинтересовался портретист с внешностью тренера по греко-римской борьбе.
– А вот это неважно! – категорично рубанула Катерина. – Он о своей профессии не любит распространяться. Вон, видите, как от вспышек отшатывается. Скромняга и прелестный человек. И прекратите осуждать меня за пирожные! – вспыхнула вдруг она, поймав лукавый взгляд Онежского, который проследил за ее рукой, берущей второй эклер.
