Про собаку - страница 5

Меня всегда разбирало жгучее любопытство, каким Боня видит мир – со своим чёрно-белым зрением, с нюхом в пятьсот раз острее моего, и ещё с этим, дополнительным органом чувств. Вот – белое солнце. Вот – чёрная (или серая?) трава. Вот – с ног валящая запахом сучка. Вот – царапающий нос асфальт. Так, что ли, или как?! Интере-е-есно.

А каким он видит меня, своего чёрно-белого хозяина, постоянно теребящего его «конфуцианский» орган чувств на подбородке? Я пытался представить себе Бонин мир – и не мог, конечно: нюху на хватало и вибрисс, да и цвета совсем не кстати подмешивались.

И вот ещё что повергало меня в недоумение. Ведь запах – один из важнейших индикаторов «чужого» – или другого вида, или даже другого рода. И у людей – тоже. Индикатор разных рас, например, или разных народов. Ведь писал же мой учитель и добрый старший друг (увы, увы, из жизни уже ушедший) академик Юрий Сергеевич Степанов: «Согласно древним представлениям европейских народов, каждый народ имеет “свой запах”, “свой дух”… Так в русских сказках “Фу, фу, русским духом пахнет!”». И Пушкин не только ведь красного словца для написал: «Там русский дух… там Русью пахнет».

А о расовых запахах известно мне не понаслышке, сам «нюхал», знаете ли. Когда русский язык иностранным студентам преподавал. Зайдёшь, бывало, в аудиторию, где группа темнокожих студентов из Африки только что сорок пять минут пыхтела в потугах постичь тайны русских падежей или видов русского глагола – аж с ног сшибает: «Фу, фу, негритянским духом пахнет!» Запах этот – аммиачный какой-то – особенно сильно – сногсшибательно почти – впечатлял именно в отсутствие его «носителей».

Может, кто-то скажет, что я какой-то, ну уж слишком предвзятый «нюхач», уж слишком изощрённый макросматик, или даже какосматик с навязчивыми обонятельными галлюцинациями. Да нет. Вот и известный английский биолог-антрополог-расолог Джон Рэндал Бейкер полагал, что различия запахов тела помогает представителям разных рас определять «своих» и «чужих». И писал в своей книге «Раса», ставшей в своё время бестселлером: «Представляется общим мнением, что европеоиды находят запах негроидов сильным и заметно отличающимся от их собственного». И деликатно отмечал: «Авторы прежних веков высказывались по этому поводу с большей свободой, чем в настоящее время». И приводил многочисленные определения этого «мощного» негроидного запаха разными путешественниками и учёными из разных стран почти за три века, самое политкорректное из которых – «специфический». А наиболее выразительные и писать-то неудобно.

М-да. Ладно, не буду углубляться в эту скользкую тему. Но ведь очевидно, что для Бони – с его-то нюхом! – я вонял… Ну, как козёл вонял. И мой «человечий» запах – мой «русский дух», так сказать, и табачный перегар – тьфу, что за гадость! – и перегар винный частенько – тоже не «Шанель № 5». И как же вся эта вонь стала для него не просто ароматом, а – запахом Хозяина! Самым восхитительным на земле запахом. Даже – феромоном счастья! Ведь не их мазохизма же какого-то изощрённого он мои вонючие тапки себе под голову подкладывал, поближе к «органу обоняния», и блаженно дрых на них, как на подушке из лебяжьего пуха. Да, странно. И совсем мне не понятно.

А ещё более непонятно, пожалуй, что и для меня Бонин запах стал со временем феромоном счастья, ну, или, по крайней мере, феромоном покоя. А ведь пах он по-собачьи сильно, духовит был, ничего не скажешь. Гости наши учуивали «Бонин дух» сразу, и не всем он был по нраву. Многие – носы воротили. А по мне – так очень даже ничего себе, даже когда пёс мой попукивал. Ну, знаете, как запах дитяти своего малого, даже пелёнок его обкаканных… Удивительно всё же это. И как бы хотел сказать я про наш дом так, по-пушкински: «Здесь Бонин дух, здесь Боней пахнет». Но нет. Уже – нет, не пахнет уже наш дом моим псом…