Про - страница 18

Тут мама чуть не подпрыгнула на месте:

– Какая сберкнижка? – пролепетала она.

– Да у меня есть сберкнижка, и на ней небольшие деньги, – затараторил папа. – Я смотрю, люди выбирают ковры, их разворачивают, сворачивают… и тут заведующий говорит: «Пока все ковры не продадим, магазин не закроется». Смотрю на часы – я успеваю в сберкассу. Я тогда договариваюсь в очереди и договариваюсь на входе, чтоб меня назад впустили, а то в магазин уже перестали пускать. И мигом бегу до сберкассы, снимаю, сколько нужно, и возвращаюсь, и мне пришлось ещё час прождать. И вот смотри, красивый? Я думаю, как раз то, что нужно, – мы повесим его вот на эту стенку, и он будет до потолка, и нам совершенно не будет слышно соседей, а у нас тут сын спит, и будет всё хорошо. А рыба, ну что рыба, ну куплю её завтра…

Вообще, хоть мой папа вечно зарабатывал меньше мамы, он действительно каким-то образом всегда накапливал на сберкнижке определённую сумму денег втайне от мамы. Может, он откладывал с премий за многочисленные секретные испытания ракетного топлива? В определённом возрасте все дети начинают копаться во всевозможных местах дома, рассчитывая найти какие-либо тайники или удивительные вещи. Типа того, как я в первом классе, заглянув с великим трудом за шкаф, нашёл там, как мне показалось, странные женские туфли, которые имели под каблуком какую-то длинную подставку. Еле-еле вытащив их на свет божий, я примерил туфли на своей ноге – да в них совершенно невозможно ходить, это какая-то нелепость! Когда мама пришла с работы, я показал ей свою находку, и она, смущённо рассмеявшись, сказала:

– Сынуля, я в них ходила, когда тебя ещё на свете не было, так было модно, все девушки ходили, да и сейчас ходят… А мне теперь это делать вес не позволяет.

– Так зачем же ты их хранишь?

– Это воспоминание, память сердца, понимаешь?..

И вот теперь, с огромным усилием вытащив ящики письменного стола прочь, я нашёл тайник, где лежали папины сберкнижки. Вечером была замечательная семейная сцена, но папа доказал маме, что он не собирался ничего от неё скрывать, а копит только на пользу – всё в дом, всё в дом.

В один прекрасный день к нам, наконец, пришла почтовая открытка, которую папа с мамой оставляли в магазине в Кожухово в очереди за холодильником – какой достанется, тот и купите, предупреждали их. И было это два года назад! Как до этого сохраняли советские люди продукты непорченными, не имея никакого подпола, я понятия не имел. Только чуть позже те же Тузовы, у которых холодильника не было, смеясь, обратили моё внимание на странные ящики, расположенные на стенах домов рядом с окнами, – вот тебе, б…дь, советский холодильник, жри свои кислые щи с душком или зелёную колбасу, желудки-то крепкие. А ящик помогает защищать кастрюли от солнца. Уже значительно позже один мой знакомый, сынок бывшего номенклатурного работника, показал мне в сталинской высотке, где он жил, тоже своеобразный, самый лучший сталинский холодильник 50-х годов. Это был небольшой шкаф с плотными стальными дверцами, полностью утопленный в толщенной стене этой сталинской высотки на кухне. Шкаф реально сохранял прохладу для тех самых кислых щей!

И вот спустя два года (шёл 1963 год) надо было срочно выкупать холодильник – открытка неумолимо говорила, что это надо сделать завтра, просто чудо, что она пришла вовремя. А если бы у папы не было бы тайной сберкнижки? Где бы мы взяли деньги? Ведь денег в ту пору ни у кого из наших знакомых и родственничков не было – зарплаты советских инженеров были меньше 100 рублей, а тут вынь да положь сразу 150. Представляю, как некоторые несчастные заламывали руки и голосили, вдруг осознавая, что к завтрашнему дню им 150 рублей не достать. Советское государство о-о-о-очень заботилось о благе тружеников – никаких кредитов и в помине не существовало. Правда, люди не дураки, не хотели пропадать ради этого б…ского режима за медный грош, – везде были придуманы «чёрные» кассы (это нелегально), а профкомы вынужденно объявили о создании касс взаимопомощи, где ценой унижения можно было единовременно получить 100 рублей на месяц, не больше. «Чёрная» касса могла дать и больше, но это было нелегальное сборище сослуживцев, и она брала процент, как нормальный ростовщик. Хотя, удивительно, все знали о существовании «чёрных» касс, но никто их не преследовал (вот тебе и показатель всей глубины государственного лицемерия).