Пробежка по углям - страница 17



Эту забавную историю он рассказал по большому секрету. Она касается реальных людей, поэтому я не называю имена и фамилии. Он услышал ее от брата. Случилось это на его выпускном. Основная масса народу оставалась в столовой, тогда как ему, то есть брату Алика, с парочкой друзей захотелось побродить, может и почудить. Им показалась заманчивым погулять по коридорам в темноте. Они всего-то хотели зайти в учительскую, растянуться на диване и слегка подымить. Окна оставить открытыми, и к утру весь запах уйдет. Уже на подходе к учительской они услышали возню. Подобравшись ближе, ребята прислушались. Как говорил брат Алика, там кто-то шалил. Так вот, заходят они в учительскую, включают свет… То, что они увидели, их, грубо говоря, шокировало, а если мягко – то ребята охуели с большой буквы «О». Там была моя классная, и она случайно зацепилась языком с одним из выпускников.

Я спросил у Алика, сколько времени. Когда узнал, что уже давно перевалило за десять и стрелки ползут к одиннадцати, я внезапно отрезвел. Как мне показалось. Попрощавшись с ним, я спрыгнул со скамейки. На пол полетели пустые жестянки, голова закружилась, я качнулся на желатиновых ногах. Алек подхватил меня за руку.

– Дружище полегче, – сказал он. – Тебе куда?

– Дядя Ирак, – сказал я, слабо соображая. – Отведи… к нему.

– Где он? Как выглядит?

– С ус-сами…

– Дружище, тут почти все с усами…

Дядя Ирак оказался там, где я его оставил. Увидев меня в таком состоянии, он невольно рассмеялся.

– Хо-хо-о, парень, да ты порядочно окосел, – сказал он и снова рассмеялся. – Присосался к бутылке винишка? Ах-х, черти, как я буду оправдываться перед твоей матерью?

Гараж плыл, люди кружили в облаках табачного дыма, я пытался не терять равновесие, дядя Ирак тихо посмеивался, Алек поддерживал. Затем темнота и холод, я пару раз упал. Следующее, что я помню – крики, женский голос. Тетя Цира отчитывает дядю Ирака, тогда как он молча носится с горячей туркай, ему нечего возразить, и он нарочно громко шарит в посудном шкафчике в поисках кружки.

Горький кофе не хотел лезть, его было очень много. Дядя Ирак настаивал, чтобы я не прекращал пить. Меня тошнило, и красное ведро вовремя оказалось под рукой. Все, что было в моем желудке, вышло грязно-желтой жижей. Дядя Ирак отвел меня в ванную, чтобы я привел себя в порядок и хорошенько умылся. Меня положили на диван, и минут через двадцать мне слегка полегчало.

Когда я вернулся, мама сидела под пледом, смотрела телевизор и пила чай. Трепал я без остановки, придумал дикую историю, мол, мама Вано послала нас за заправкой к салату, потом мы ужинали, засели за компьютер, заигрались, а спохватились уже в одиннадцать. Вот я и дома. Мама ничего не сказала, отпила из чашки и продолжила смотреть телевизор.

Навряд ли она поверила. На меня навалилось жуткое отвращение к себе, правду говорю, даже тошно стало. Я пошел в душевую, пока вода падала сверху, я щипал бок живота до появления кроваво-лиловых синяков. Когда я вернулся, мама уже спала.

Я долго ворочался, бок саднило, и кофе не давал заснуть. Рассматривая обои в темноте, я вспомнил о недописанном письме. Я накинул майку на настольную лампу и сел писать. Свет тускло пробивается через ткань, маму он не разбудит. Я заканчиваю писать. Надеюсь, скоро усну. Утром меня ждет новый день, новый школьный день.

Письмо 7

Кухня, чай и тело

2 марта, среда