Воздух застрял в легких Изабель ледяной, колючей пробкой. Карандаш выпал из ее мгновенно ослабевших пальцев, со звоном ударился о каменные плиты и покатился куда-то в темноту. Страх, первобытный, животный, парализующий, сковал все ее тело невидимыми ледяными тисками. Этого не могло быть! Этого просто не могло быть! Сказки старых нянек, городские легенды для туристов, пьяный бред сумасшедших…
Он спрыгнул со своего высокого каменного насеста. На удивление легко, почти невесомо, абсолютно бесшумно для такой каменной громады, мягко приземлившись на плиты крыши всего в нескольких шагах от совершенно оцепеневшей Изабель. Теперь, вблизи, он казался еще выше и массивнее, чем она себе представляла. Сложенный из резких, грубых, угловатых плоскостей серого камня, он производил впечатление существа, не высеченного чьей-то рукой, а скорее выросшего из самой сердцевины этой древней горы, из самой души этой темной ночи. Холодный лунный свет скользил по его неровной поверхности, придавая ей странный перламутровый оттенок, выхватывая из темноты бугры напряженных мышц, острые, как бритва, грани длинных когтей на огромных, мощных лапах.
Девушка до боли вдавилась спиной в холодный, влажный камень низкого парапета, не в силах ни издать ни звука, ни пошевелиться, ни даже просто отвести зачарованный взгляд от этого невозможного видения. Он просто стоял и смотрел на нее. Не двигался, не нападал, не издавал ни звука. Только его странные, тускло светящиеся глаза внимательно, словно взвешивая каждое ее дыхание, изучали ее с головы до ног. В них не было ни явной ярости, ни хищного голода, как в легендах, скорее… читалось вековое, почти философское удивление существа, столкнувшегося с чем-то совершенно неожиданным. И еще – глубокая, въевшаяся за столетия в самую его суть настороженность.
Он сделал медленный шаг вперед. Потом еще один, неотвратимо сокращая разделявшую их дистанцию. Потянуло резким, бодрящим запахом озона, как после очень близкой грозы, и холодным, сырым запахом потревоженного древнего камня. Его огромная, массивная тень легла на съежившуюся фигурку Изабель, полностью накрывая ее с головой, словно погребальный саван. Она судорожно зажмурилась, инстинктивно закрыв лицо руками, ожидая неминуемого – страшного удара, разрывающей боли, мгновенной и неизбежной гибели…
Но снова ничего не произошло. Когда она, почти перестав дышать от страха, снова приоткрыла сначала один глаз, потом другой, он стоял совсем близко, почти вплотную, но по-прежнему неподвижно. Его огромная, узловатая, когтистая лапа медленно поднялась и недвусмысленно указала на альбом, который Изабель все еще судорожно, до побелевших костяшек пальцев, сжимала у себя на коленях. Затем – на нее саму. Жест был совершенно ясным, понятным без слов вопросом.
Ее лихорадочно работающий мозг отчаянно метался в поисках хоть какого-то правдоподобного, рационального объяснения происходящему, пытался уцепиться за ускользающую, привычную реальность. Может быть, это все-таки галлюцинация от кислородного голодания и переутомления? Странный, очень реалистичный сон наяву? Но ледяной холод камня под замерзшими пальцами, пронзительный свист ветра в ушах и тяжелое, невозможное, почти физически давящее присутствие этого невероятного существа перед ней были слишком, слишком реальны.
Изабель все еще не знала, что ей делать. Паника немного отступила, оставив после себя странную, звенящую пустоту и полное оцепенение всех чувств. Единственное, на что у нее хватило сил в этот момент – это еще крепче прижать к себе свой старый альбом, словно этот тонкий бумажный щит действительно мог защитить ее от порождения самой ночи и древнего камня.
