Родион почувствовал, что его сознание медленно отключается, поддаваясь колдовскому звучанию песни и завораживающему ритму танца. Он ощутил свободу от всего того, что гнело его в последние дни. Ему опять стало легко и хотелось подчиниться этому танцу. Он сбросил с себя дождевик, сапоги и все остальное, потому что оно было совершенно неуместно. И, наконец, позволил себе выйти на танцтундр. Хотя, если честно, ноги и не спрашивали его разрешения, а сами пустились в пляс. Ритм овладел его телом, и оно двигалось ничуть не менее гармонично, чем тело Даны.
А Волчара из леса с интересом наблюдал за происходящим.
Она сначала почувствовала присутствие танцора, потом увидела, обрадовалась и стала, танцуя, приближаться. Он двинулся навстречу. Когда кончики их пальцев соприкоснулись, Родиона пронизала молния, которая почему-то его не сожгла, а наполнила радостью и совершенно новым мироощущением, словно он выскочил из кромешной темноты на солнечную поляну: в первые мгновения ослеп, а потом узрел фантастическую красоту. Знакомый до мелочей мир изменился, потому что он теперь иначе его чувствовал.
А Дана вдруг поняла, что душа ее оттаяла и открылась навстречу другой душе. Клеточки, наконец-то, принялись резонировать. Дождь вдруг обрел плоть, и Дана бросилась в его объятия. Ей казалось, что она ждала этого мгновения всю жизнь. Возможно, так и было. Они были молоды, радостны, нежны и полны музыкой жизни, а дождь все лил и лил, временами превращаясь в водопад – так тесно сплетались струи, струны, тела, души. И в момент наивысшего слияния вдруг послышался подземный гул, потом земля содрогнулась, и раздался звук взрыва – выбило вулканическую пробку из кратера неугомонного Карымского вулкана.
Дана улыбнулась и шепнула:
– Извини, не удержалась…
– Ты о чем? – не понял бывший Родион, превратившийся в Ромео.
– О вулкане, если бы не я, он бы еще потерпел.
– Все нормально, – успокоил он ее. – Лучше много маленьких извержений, чем одно большое.
– Для вулкана может быть, – хихикнула она. – Хотя… хочу быть вулканом!
Дождь еще долго тщетно пытался охладить их разгоряченные тела. А потом вышло солнце, позолотив последние капли веселого дождика.
Они встали с тундрового ложа и, взявшись за руки, пошли в реку. Она слегка охладила их своей семиградусной водицей. Впрочем, Дана прохладе только обрадовалась, не испытывая ни малейшего дискомфорта, а Ромео, энергично пофыркав и поныряв, поспешил обратно на берег. Он, конечно, привычен к такому купанию, но длить его желания не возникло.
А Дану вдруг наполнило чувство реки, будто она сама стала ею, и ощутила себя до последнего впадающего ручейка, до ледников на склонах вулканов, до малюсенького малька. Она приняла свое новое тело, которое замечательно чувствовало себя в воде и, оказалось, было способно дышать в ней. Она несколькими движениями набрала скорость и вылетела из-под воды в воздух, огласив окрестности радостным криком-песней. Родион с восторгом смотрел на нее, летящую над водой, и был счастлив оттого, что нашел свою любовь. Пусть она русалка, пусть богиня, но она любит его, и он это чувствует.
Дана, красиво изогнувшись, вернулась под воду, и тут зазвонил телефон – спутниковый везде достанет, если зарядка не кончилась, а у них обоих были телефоны с солнечной подзарядкой. Родион по звуку понял, что это телефон Даны, но найти его было не так-то просто. Он двигался на звук, мысленно призывая звонившего к терпению. Нашел в кустах шиповника.
