Пробуждение. Роман-мозаика - страница 3




А девочка Лена, которую пытался разбудить воробьишка, с удивлением наблюдала за тем, как превращается в бабочку – в красивую-красивую бабочку с большущими полупрозрачными крыльями ярко-синего цвета. Началось это с щекотного ощущения в лопатках. Лена принялась шевелить ими, чтобы почесать о платье, кончилось это тем, что платье именно ярко-синего цвета вдруг начало сползать с нее назад, пока не натянулось на то, что вылезало из лопаток, став крыльями бабочки. Тело стало покрываться золотистым пушком точно такого же цвета, как волосы на голове. Что происходило с головой, девочка не видела, а вот руки и ноги принялись истоньшаться, превращаясь в лапки.

Лена совсем не пугалась происходящих с ней изменений, наоборот, было интересно, что будет дальше. Еще она чувствовала, что скоро сможет полететь, а летать она всегда мечтала, зачарованно наблюдая за полетом птиц, бабочек, стрекозок. Поэтому испытывала некоторое нетерпение, понимая, что ускорить процесс она не может.

Когда рядом с ней появился громадный воробей, Лена испугалась и застыла, боясь пошевелиться и понимая, что эта страшная птица запросто может ее съесть. Она не раз видела, как птицы на лету заглатывают стрекоз и бабочек. Пусть это были не воробьи, а стрижи и майны, она нисколько не сомневалась, что и для воробья это труда не составит. Точно! Вот он наступил ей на лапку и коснулся клювом! Всё!.. Нет, почему-то он не стал ее есть и улетел. Стало легко и свободно. Лена опять смогла сосредоточиться на преображении. Она уже могла шевелить крыльями и предвкушала, как взлетит. Она уже даже приготовилась к главному взмаху, и вдруг ясно поняла, что как только взлетит, сразу перестанет быть девочкой, а навсегда станет бабочкой. И занесенные для взлета крылья застыли в нерешительности…


Бомж Домовой возлежал на трех матрасах, постеленных друг на друга «бутербродом», как любил выражаться их достойный во всех отношениях владелец. Подвал, где он обитал, был крут. Так сказать, дворец подвалов, а фактически подвал дворца финансового императора всея Евразии Ивана Андреевича Крылова – полного тезки и, гипотетически, дальнего потомка великого баснописца. Банкир весьма гордился этим родством, которое не купил, как можно было бы гнусно предположить, а установил путём немалой серии генетических экспертиз, обошедшихся ему в копеечку, на несколько порядков превышавшую возможные затраты на альтернативную покупку родства. Ему это было нужно не для «понтов», а для самоуважения, мол, не из грязи в князи, как большинство нынешних «хозяев жизни», а по праву родовой незаурядности. Он гордился тем, что, как великий предок, сам себя сделал, а не возрос на перегное родительских достижений. Родители были учеными: отец – крупный экономист, мать – математик. Оба доктора наук. Поначалу стал ученым и он, но вскоре пошел в консультанты к нефтяному магнату, что вызвало неудовольствие отца и даже некоторый бойкот с его стороны. Однако явные финансовые успехи нефтяного магната примирили отца и сына – отец признал, что сын нашел свою тропу. А со временем руководство банком при магнате перешло во владение банком, который по-прежнему финансировал магната, но уже при иной расстановке сил. А еще позже банк стал крупнейшим в Евразии.

Родство с баснописцем незаметно стала «пунктиком» банкира, он наизусть знал многие его басни и постоянно использовал в общении даже с иностранными партнерами, что, с одной стороны, вызывало их первоначальный шок, а с другой, убеждало в оригинальности и образованности, что всегда считалось позитивным фактором. Частенько, общаясь с женщинами, особенно, в неофициальной обстановке он мог сказать: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки!». «Голубушке» оставалось только смущенно улыбаться. Во время застолья он неоднократно и весьма уместно провозглашал: «А я скажу: по мне, уж лучше пей, да дело разумей».