– Дружок-пирожок, ты покушать не хочешь? – заискивающе спрашиваю я. Если кто-то вместо того, чтобы посидеть с больным ребенком, играл в енота-полоскуна, потом он чувствует себя виноватым. – А в туалет? Может, водички?
Дочка медленно поворачивает голову вправо. Потом, подумав, влево. Этот жест отрицания явно дается ей с трудом.
– Даже сырочек не будешь? – дрожащим голосом спрашиваю я. Осознание надвигающейся катастрофы накрывает дрожью. Никакой это не ротавирус. Она даже в туалет ни разу не сходила. И вырвало-то всего один раз.
А там, за окном – суббота. В больнице только дежурный врач, который вряд ли скажет больше лахудры-педиаторки.
– Надо вызвать скорую, – говорю я не своим высоким голосом.
Всё во мне противится этому решению.
Ведь скорая – значит, всё серьезно. Значит – больница. Значит – беда. Разве с моим солнечным рыжим ребенком может случиться беда?
– Тебе лишь бы скорую! – ворчит муж. – Зачем скорую? Думаешь, надо скорую? Давай звони скорее, что ты стоишь?
Господи, спасибо, что ты послал мне такого правильного мужа. Набираю номер.
– Имя?
– Дана.
– Че-го-о?
– Дмитрий, Артем, Николай, Анатолий.
– Женщина к кому из них вы вызываете скорую, говорите нормально!
– Девочка, три года, лежит и не отзывается. Она не встает, не пьет…
– Женщина! Фамилия как?
– Моя?
– Девочки! Может, вам самой скорую психиатричсекую вызвать?
– Борохова.
– Хоть фамилия нормальная. Температура есть?
– Да-да, тридцать восемь. И восемь! – вру я. Наша скорая очень верит в опасность температуры.
– Адрес какой?
Оттарабанив адрес, отключаюсь.
– А если ехать придется? – испуганно спрашивает муж.
– Может, не придется, – автоматически успокаиваю я, переводя взгляд с Жениной кроватки на Данину комнату. И обратно – с Даниной двери на Женину кроватку.
Очень плохо, когда у тебя много детей. Потому что как можно выбрать между ребенком и ребенком? Между работой и ребенком – понятно. Даже между мужем и ребенком можно, но между ребенком и ребенком?
– Я позвоню маме, – говорит муж.
Радостно киваю. Замечательно, что в доме будет взрослый человек. Мамы – они ведь взрослые, всё знают. А мы еще маленькие.
Клавдия Анатольевна прибежала раньше скорой.
– Что? Что? Ты можешь хоть что-нибудь сказать внятно! – испуганно заорала она с порога.
– Тише. Женя спит.
– Что с Женей?
– С Женей всё хорошо. Я вызвала скорую. Для Даны. Она лежит и ни на что не реагирует.
– Да-а-ана-а? – неверяще тянет Клавдия Анатольевна и кладет шапку в Лешин ботинок.
– Белая вся. И не кушает, – шепчу я. – Совсем ничего не кушает!
– Мам, мы просто подумали, что если ехать на скорой, то придется тебе.
– Но я даже не собралась! – пугается Клавдия Анатольевна. – А что говорит врач?
– Мама! Что он может сказать, если его еще нет? – рычит муж.
Женя вздрагивает от звука и присоединяет свой вопль к рыку отца.
– Тш-ш-ш, маленький, тш-ш… Что орешь, бармалеина? Ребенка разбудил! Спокойно, спокойно…
Женька переводит дух. В дверь трезвонит скорая. Сын издает новую порцию басовитого воя.
– Проходите-проходите… У нас тут вот…
– Это кто, Дмитрий или Анатолий? А говорили, девочка вроде…
– Евгений это. А девочка здесь.
Дана лежит на кровати немым укором спокойствия. На фоне белой простыни ее волосы кажутся не припылено-бронзовыми, а насыщенно-рыжими.
– Температура? Что произошло?
Путаясь и сбиваясь, признаюсь, что наврала про температуру и в общем-то ничего нет. Но ребенок – вот. Лежит и спит. Всё.
